Комната с призраками

Последние слова, надо сказать, на самом деле – девиз аббата Фомы. Я обнаружил их рядом с изображением его рук на другом стекле у лорда Д. Он поместил их целиком в шифр, несмотря на то, что с точки зрения грамматики они не так уж хорошо вписываются в текст.

Как вы думаете, мой дорогой Грегори, что бы другой возмечтал сделать на моем месте? Смог ли бы он удержаться и не поехать в Стейнфелд на поиски сокровища в колодце? Вряд ли.

Я, во всяком случае, не смог и оказался в Стейнфелде так скоро, как только средства цивилизации были в состоянии меня туда доставить.

И, как видите, поселился в гостинице. Должен вам доложить, что сомнения мучили-таки меня: во-первых, меня могло постичь разочарование, во-вторых, это было все-таки опасно. А вдруг колодец аббата Фомы давным-давно не существует, или же некто, ничего не смыслящий в криптограммах, совершенно случайно нашел уже этот клад. И еще, – голос его явно задрожал, – чего уж там скрывать, меня беспокоили слова о страже. Но, если вы не против, об этом говорить я не стану, пока… пока в этом не возникнет необходимость.

При первой же возможности мы с Брауном отправились осматривать окрестности. Само собой, я заявил, что крайне интересуюсь руинами аббатства.

Больше всего я рвался в церковь. Мне хотелось увидеть те самые окна в восточной части южного нефа.

К своему изумлению, я обнаружил несколько кусков витража с гербом аббата Фомы, на его щите была изображена крошечная фигурка со свитком, на котором было написано: «Oculos habent, et non videbunt» («Хотя и есть у них глаза, но не видят они»). Как я понял, это был выпад аббата против каноников.

Но главное было найти дом аббата. Насколько мне было известно, на плане монастыря он указан не был. И вычислить его местонахождение, как, например, здание капитула на восточной стороне галереи или дортуара рядом с трансептом церкви, было невозможно. Задавать вопросы тоже не следовало – вспомнили бы слухи о кладе. Поэтому я решил искать его сам. И поиски мои не затянулись. Искомым местом оказался заросший травой двор, прилегающий к церкви и окруженный заброшенными домами. Вы его видели. Я испытал огромную радость, обнаружив, что им давно никто не пользуется, что он находится неподалеку от гостиницы и рядом никто не живет. Только восточный склон церковного холма был усеян садами и огороженными участками. Ах, как красиво сверкали каменные стены церкви при тускло-желтом свете солнца в тот вторник.

Теперь колодец. Как вы уже знаете, найти его легко. Он воистину необыкновенен. По моему разумению, наземные его стены сделаны из итальянского мрамора, резьба, я думаю, тоже итальянская. На нем были и барельефы – может быть, вы их помните – с изображением Елеазара, Ревекки и Иакова, отваливающего для Рахили от устья колодца камень, ну и другие, но я предполагаю, что, дабы не возбудить подозрение, аббат специально избегал в данном случае каких-либо циничных или иносказательных высказываний.

Я, конечно, изучил все сооружение с необычайным интересом. Навес над колодцем был квадратным, с отверстием в одной стенке; над ним была дуга, к которой крепился ворот, через него протягивалась веревка – все в хорошем состоянии, несмотря на то что колодцем не пользовались вот уже шестьдесят лет, а может, и больше – в общем, давно.

Теперь надо было узнать, какова глубина колодца и как в него спуститься. Глубина, как я предполагаю, равна шестидесяти – семидесяти футам; что же касается второго вопроса, то, как вы сами и удостоверились, аббат, по-видимому, хотел довести охотников за сокровищами прямо до места и сложил каменную лестницу, прилегавшую к кладке и кругами ведущую вниз.

Мне казалось, что слишком уж все хорошо складывается. Я боялся, а вдруг меня ждет западня, а что если камни обрушатся, как только я на них встану, но, несколько раз попробовав их ногой и палкой, я пришел к выводу, что лестница крепкая. И я с Брауном полезем в колодец той же ночью, для этого я все приготовил. Имея представление о том, куда я должен спускаться, я взял с собой длинную крепкую веревку, ремни, перекладины (чтобы держаться), фонари, свечи и лом – все это поместилось в саквояж и подозрений не вызывало. Я удостоверился, что веревка вполне длинная и колесо работает, после чего мы отправились домой обедать.

Осторожно поговорив с хозяином гостиницы, я выяснил, что он не будет слишком удивлен, если мы пойдем на прогулку в девять часов, чтобы (прости меня, Господи!) сделать набросок аббатства при лунном свете. О колодце я ничего не спрашивал, да и сейчас не собираюсь этого делать. Думаю, что никто в Стейнфелде не знает о нем столько, сколько знаю я, да и в конце концов, – дрожащим голосом добавил он, – ничего не хочу больше о нем знать.