Их творческие отношения начались со слов песни под названием «Mysteries of Love», которые Линч записал на салфетке – эта песня звучала в «Синем бархате». «Однажды ко мне подошла Изабелла с желтым листком бумаги – я поставил его в рамку – на нем почерком Дэвида были выведен заголовок “Mysteries of Love” и дальше шел текст песни, – вспоминал Бадаламенти. – Я прочитал и подумал: “Какой ужас. И что мне с этим делать? Это же не песня”. Я позвонил Дэвиду и сказал: “Изабелла передала мне твой текст, какую музыку ты хочешь тут слышать?”, а он ответил: «Просто заставь эту песню парить и сделай ее эфемерной, как океанские волны в ночи”. Я сел за пианино и написал музыку для “Mysteries of Love”[8].
Затем Бадаламенти позвонил Джули Круз, вокалистке, с которой он познакомился в начале 80-х, когда они вместе работали на театральную компанию в Миннеаполисе. «Мы отлично поладили, – вспоминала Круз. – Я попросила его позвонить, если появится что-то интересное. Когда Анджело объяснял, как именно нужно было исполнить песню, которую они написали с Дэвидом, он сказал: “Будь мягкой; возьми свой самый высокий голос и понизь его”. Он хотел, чтобы все звучало предельно чисто».
«У людей часто создается неверное впечатление, что Дэвид странный, но он совсем не такой – он самый веселый, самый харизматичный человек в мире, – продолжила Круз. – Песня “Mysteries of Love” вошла в саундтрек к фильму “Синий бархат”, и это привело к тому, что я подписала контракт с “Уорнер Бразерс Рекордс”. Дэвид дал старт моей карьере, а работа с Анджело и Дэвидом позволила мне начать свою собственную»[9].
Вклад Бадаламенти в «Синий бархат» на этом не заканчивается. «Дэвид хотел использовать фрагмент из Шостаковича, который мы не могли себе позволить, – рассказал Бадаламенти. – И он спросил меня: “Ты умеешь писать музыку как Шостакович?” Я ответил, что не могу сравнивать себя с ним, но то самое русское звучание повторить смогу». Линч понял, что Бадаламенти – его золотая жила, его познания в музыке были невероятно обширны.
К тому времени, как съемки «Синего бархата» свернулись в ноябре 1985 года, вовсю шла подготовка к монтажу. Линч руководствовался интуицией и не был импульсивным, и Карузо говорил: «Дэвид не тратит много пленки, потому что знает, как должна выглядеть сцена, под каким углом должна стоять камера, какие в ней должны быть линзы, он знал, что он делает и что ему надо, и двигался вперед. Хотя Линч продуктивен, оригинальная версия «Синего бархата» длилась три часа и пятьдесят семь минут. «При такой длине фильм тоже смотрелся, – рассказал Данэм. – Когда я снимал его для Дэвида, он сказал: “Все здорово, но есть одна проблема: нам придется укоротить фильм вдвое”. Мы потеряли целые сцены, и вышло так, что первая и финальная версия сильно различаются».
Элмес считал, что вырезанный материал не был особо нужен. «Когда я видел вырезанные сцены в режиссерской версии Дэвида, то понимал, что они ничего не добавляют. Сюжетная нить была и так протянута через весь фильм. Как будто все, что мы отсняли, тщательно процедили, и получившийся результат меня ошеломил».
Линч и Бадламенти поехали в Прагу, чтобы записать саундтрек к фильму. «Страна все еще находилась под контролем коммунистов. Мы приехали зимой, – вспоминал Бадаламенти. – Люди на улицах, музыканты, инженеры – все, кто попадался на пути, боялись заговорить, и ни на одном лице не было улыбки. Было так странно. Наши комнаты в отеле были утыканы жучками, в столовой нас записывали на видео, а мужчины в черных пальто постоянно за нами следовали. Мы шли по заледеневшим улицам на студию, у дверного проема стояли мусорные баки, затем мы входили в темный коридор, освещенный тусклыми низко висящими лампочками, затем карабкались по длинной лестнице и добирались до еще более темной студии. Настроение людей, атмосфера зданий, глубокая тишина были идеальной средой для записи музыки к “Синему бархату”, и Дэвиду все это пришлось по душе».
«Пока мы были там, Дэвид сказал: “Анджело, я хочу, чтобы ты записал несколько треков, которые мы назовем дровами. Их мы используем для создания звуковых эффектов. Возьми что-нибудь низкое по тональности – виолончель или контрабас и запиши что-нибудь тягучее и медленное”, – продолжил Бадаламенти. – Я записал десять минут целых нот, синхронизировал с медленно раскачивающимся метрономом и разбавил небольшим количеством шума. Когда Дэвид работал с этими записями, он замедлял воспроизведение в два раза, а иногда и в четыре. Он включает эти дрова фоном, и мы множество раз это делали».