Комната Вильхельма

Милле не могла иметь детей. Бесплодие она приобрела после перенесенного венерического заболевания, которое досталось ей от бывшего мужа дюжину лет назад. Музыкант и алкоголик, он заразил ее на третий месяц после свадьбы. Лишь по случайности она не врезала ему, но самой себе последствий так и не простила. От чувства вины он так взбесился, что, вернувшись на следующее утро домой, избил ее до полусмерти. Тогда вмешался отец Милле и заставил его исчезнуть. С тех пор она больше его не встречала и официально не разводилась, пока не решилась съехаться с замкнутым редактором. Сама Милле считала, что свободна от всех моральных норм. С Вильхельмом они своих отношений в редакции не скрывали, а когда он неожиданно покинул свой пост, то и Милле, из простой преданности, поступила так же. Стала преподавать английский в старших классах (она получила образование и была трехъязычной корреспонденткой): ей не хотелось, чтобы Вильхельм содержал ее, но, честно говоря, он ни разу не проявлял подобного желания. Правда, Милле, покопавшись в себе и обнаружив там определенный порядок, знала: что-то здесь не так. «Это всё мое дурацкое материнство», — думала она и, покрутив бинокль в руках, положила обратно. Если бы у меня были дети, то всё бы пошло естественным путем. Сейчас же она привлекает сплошных слабаков и аутсайдеров.

Слабое место Вильхельма — его невероятная беспомощность в практических делах. И то, что он не в состоянии побыть и пяти минут один, за исключением сна. Ее же слабость — она поднималась по ступенькам — в отсутствии веры в себя. Она существовала только в любви мужчины и в его зависимости от нее. Правда, ей совершенно необязательно было жить с ним вместе. Вильхельм просто попался на пути как раз в тот день в конце июля, когда она еще не успела уехать к родителям, как решила, потому что больше оставаться здесь не могла. Он стоял, посерев лицом, с практически пустым чемоданом в руках, прошел мимо нее и уселся в гостиной, уставил в одну точку впереди затуманенный очками взгляд и тихо, но настойчиво произнес: «Я здесь, Милле, и останусь здесь. Не хочу больше видеть эту проклятую суку». В этот момент она осознала, что он скорее не пришел к ней, а сбежал от Лизе. Ненависть к ней была непонятна Милле. Он ни за что не хотел рассказывать, что произошло в летнем домике, который она ни разу не видела. Пришлось позвонить в школу и сказаться больной. Потом ей приходилось проделывать это всё чаще, и дальше так продолжаться не могло. После публикации объявления Лизе Вильхельм нуждался в Милле почти круглосуточно. И если ее не оказывалось рядом — звонил Хелене, которая всё еще была доступна, родив ребенка от другого мужчины, с которым пожила, пока тот ее не бросил.

Для Милле этот ребенок стал залогом ее ревности к Хелене. (Вильхельм же считал глупым, что та не сделала аборт.) Милле и Лизе сходились во мнении, что Хелене была его несчастьем и тащила за собой на дно. Заправив постель, Милле принялась беспокойно сновать по комнатам, чтобы их «коснулась женская рука». Вильхельм вечно жаловался, что неряшливая и рассеянная Лизе на это была не способна. Но на самом деле — она рухнула в единственное удобное кресло в гостиной — Милле устала расхаживать туда-сюда и придавать всему приятный внешний вид. Не сближало ли всех женщин Вильхельма то, что он обращался с ними как угодно, а они никогда не затаивали ответной злобы? Она подняла с пола брошенную Вильхельмом газету со статьей Лизе. Мгновение Милле рассматривала небольшую беззащитную физиономию Лизе, и ее охватило ощущение своего телесного здоровья. С чувством, какое бывает после вкусного ужина и общения с веселыми собеседниками, она легла спать. Но даже это было давно. Что же мешало ей позвонить Лизе и поговорить с ней? Может, она и взбесится и бросит трубку, но попытаться стоило. Нужно было действовать сейчас, пока мальчик в школе, а Вильхельм в редакции. Почти сияя от счастья, она прошлась по гостиной и уселась у телефонного столика. Подняв трубку, заметила, что из низкой японской вазы пора выкинуть тюльпаны, за исключением разве что двух. В том числе и в этом заключалось дурацкое «касание женской руки». Хотя она охотнее выкинула бы весь букет.

13

Курт, очень неохотно, подошел к телефону. Аппарат стоял на буфете в длинном и холодном коридоре, уходившем в кухню. Лизе вытянула его из розетки на письменном столе. Она боялась, что телефон начнет звонить без остановки. К этому она не была готова. Ей всегда хватало известности в узком кругу любителей поэзии, которые присылали ей эмоциональные письма со словами восхищения, зачастую надушенные и с сухими лепестками фиалок. Ей были приятны и лестны вопросы детей, ждавших следующую книгу о Киме. Но сомнительной славы, прилипающей к имени и вызывающей пренебрежение других, она еще никогда не испытывала. Несколько часов подряд целая армия людей (любопытных, извращенцев, пьяниц и сумасшедших) орала ей в ухо, словно в мусоропровод, куда выбрасывают всё, что некуда больше пристроить.