Компас

Он вошел в ресторан, гремевший дурной музыкой, заказал воды и вина, хотя вина ему не хотелось. Взялся за меню, и рядом с его столиком замаячила массивная фигура, Артем поднял голову и увидел толстого типа с опухшей физиономией и синими, как у вурдалака, подглазьями.

Толстяк, откинув полу дорогого пиджака, присел на стул. От него пахнуло коньяком и восточными духами, а нахмурившийся Артем с большим трудом угадал в этой обрюзглой туше когда-то костлявого и шустрого Дениса.

— Здорово, — сипло выдохнул Денис, протягивая ручищу.

Официант метнулся к их столику, уловил условный знак и побежал выполнять невербальный приказ.

— Здорово, — удивился Артем, с трудом привыкая к облику старого знакомого. — Чем занимаешься?

Ему не верилось, что психопат, которого он в мыслях, согласуясь с логикой дурного характера, похоронил в бандитской эпохе, обернулся солидным человеком, которому весь ресторан выказывал уважение, граничащее с подобострастием.

Денис позволил официанту налить ему коньяка из персональной бутылки.

— Я Смирнов, — сказал он.

Артем, снова попавший на другую планету, медленно приходил в себя.

— Так это ты, — выговорил он наконец. — Зажал тысяча триста шестьдесят восемь контейнеров диакрена? Зачем тебе столько?

— Застряли, оборудование менял, — бросил Денис. — Половину уже отправил, от греха.

— Видел, — согласился Артем, вспомнив про бешеные фуры.

Денис посмотрел на собеседника хмельными глазами и чокнулся с его стаканом.

— Хрен бы вы схему прочухали, — сообщил он. — Влад все-таки гений. Я бы разрешение на диакрен в жизнь не пробил, в московские кабинеты не вхожу, и взятки у нас пожиже. Можно бы век на этом велосипеде кататься, но сколь веревочке ни виться, конец будет: сейчас мы в одной лодке. — Он взял кружок лимона, обкусал его и выкинул шкурку на блюдце. — Знаешь, с чего все заварилось — поехавшие крыши, расчлененка, столичные режиссеры? Сюда иностранцы намылились, в болотах есть какой-то редкий лишайник, он для косметической продукции бомба — то ли омолаживает, то ли воскрешает. Фирмачам нужно, чтобы продукт был чистый, без токсинов. Ну, и чтобы работы в городе не было, потому что какой нормальный в болота полезет, если можно сидеть в тепле и сухости, от звонка до звонка? — Он усмехнулся. — А вы крепко подставились, Асламазов в жизни не простит: он ехал в полной уверенности, что вы по колено в диакрене ползаете. — Он мелко захихикал. — А его вообще нет! Даже микроследов! И в комиссии априори терки, чтоб не стакнулись, и они никакими общими усилиями липу не сварганят, хоть из кожи лезь. Неувязочка, придется новый заход делать, лишние траты. — Он подмигнул. — А мы пока перегруппируем каре.

Артема снова замутило.

— Я не решаю, — проговорил он. — Говори с начальником, он завтра прилетит.

— Да уж не с тобой, — согласился Денис.

Он поднялся, сунул Артему руку и неверным шагом побрел к выходу. Когда он скрылся, Артему показалось, что ресторанный зал выдохнул с облегчением. Принесли таблетки, Артем проглотил их и спросил официанта:

— Есть селедка под шубой? — гордый официант обиделся на его недоверие к возможностям кухни. — Давайте… двойную порцию.

Через несколько минут на столе появилось раскисшее месиво из свеклы и майонеза, и Артем воткнул в него вилку.

Он ел селедку под шубой, морщился, выплевывал кости, о чем-то в прострации разговаривал с пустым стулом напротив и бормотал:

— Дрянь… какая дрянь.

*

Противоядие подействовало, физическое состояние Артема улучшилось, но в моральном отношении он чувствовал себя отвратительно. Ему показалось, что из-под его ног выбили опору, которая поддерживала его много лет. Кругом творилось нечто неслыханное, а от компаса, к которому он привык, как к первому советчику, явно не было толка. Всю ночь Артем ворочался и решал, что ему делать: то ли встречать Филиппа Макаровича, рассказывать, как на духу, все, что он узнал в Первомайске и в дальнейшем полагаться на паруса судьбы, которые вынесли бы его из-под начальственного гнева — а гнев мог обернуться слепой яростью, разящей без разбора всех подряд, — или счесть эпизод из биографии исчерпанным, перевернуть страницу и бежать куда глаза глядят.

Решение ему никак не давалось. Шло время, Артем уже приехал в аэропорт и следил на табло прилета за строчкой, возвещавшей о московском рейсе, но еще не склонялся к определенному выводу. Бешенство Филиппа Макаровича, привыкшего потакать своему самодурству, представлялось ему в красках, раздражающих нервы. Измучившись, он не выдержал и достал компас — умирающая лампочка, помигав, указала ему на выход. Артем изучил список рейсов. Московский был только завтра, несколько сибирских и южных — вечером, но покупка билета оставляла след, который легко взяла бы любая ищейка. Пребывание в аэропорту становилось опасным, и Артем не рисковал прятаться от всесильного начальника в месте, открытом всем взглядам. Он решил затаиться там, где его точно не стали бы искать.