Заседание мирового правительства. Помещение ограничено двумя стенами, сложенными из булыжника и двумя тяжелыми кулисами. Кулисы пошиты из плотного бархата. За одной из них — яркий солнечный день обычного мира. Как бы ни был плотен бархат, свет умудряется обозначить свое закулисное присутствие. По кулисе, словно по экрану театра теней, мечутся в броуновском движении силуэты людей, автомобилей, самолетов, каких-то животных и птиц… Всего, что способно передвигаться.
За другой кулисой пляшут языки пламени. По всей видимости, огонь весьма мощный. Пламя издает уверенный и ровный низкий гул. Похожий на прощальный гудок отшвартовавшегося от причала океанского корабля. На тот гудок, который, застав в расплох, расплющивает в арабскую лепешку сердце и переворачивает нутро. Но гул пламени, в отличии от гудка, бесконечен и непрерывен. Где-то там, за сплошной стеной огня, угадывается монументальная фигура. Имеющая к происходящему самое непосредственное отношение.
Слово берет председательствующий. Слишком спокойно стало в Северной Африке. Недопустимо спокойно. Необходимы решительные меры. Предполагаемый расход человеко-единиц — две тысячи душ.
«Мало!» — раздается громоподобный голос из-за огненной кулисы. Где-то под панцирем литосферы из раскаленного до бела киселя земной мантии вырывается жирный протуберанец. Мировой океан, почувствовав кислую изжогу, звонко икает. Восточное побережье Японии лежит в руинах, оставленных после себя чудо-волной цунами.
Ни хрена ж себе, бабочка…
«Накинем, Ваше Хвостейшество, накинем!»
Если в Амазонии вымирает еще даже не открытое индейское племя, в этом, вне всякого сомнения, виноват еврейский портной из Бердичева, криво наложивший стежок на заказанных к гойской свадьбе штанах жениха.
Случайность и закономерность в действительности друг друга не исключают. Стоит произойти предопределенному каким бы то ни было действием событию, случайность тут как тут. Баланс должен быть соблюден.
«Мой учитель кун-фу говорит, что самое главное в нем — это основательно набитые костяшки.»
«Видимо, кун-фу моего учителя круче, чем кун-фу твоего. Ибо он говорит, что самое главное в кун-фу — это равновесие…»
Европу накрывает гигантское облако вулканического пепла. Льют черные дожди. Глупые птицы, залетев слишком высоко и задохнувшись, замертво падают на мостовые. Нет худа без добра. Кое-где частично решена проблема с в конец оборзевшими голубями. Бронзовые статуи гениев и проходимцев прежних времен воздают хвалу небесам. Люди, нацепив респираторы, по чем зря костерят мать-природу. Самые осведомленные значительно конкретней в своих претензиях. «Сучье насекомое! — сетуют они — Чтоб тебе пусто было!»
Не сомневайтесь, пустее некуда.
Стриж замечает среди луговых цветов шевеление чего-то живого. Замечает периферийным зрением. Выслеживать это шевеление намеренно у него и в мыслях не было. Он даже не голоден. Но инстинкт говорит ему: запас не повредит. Один крутой вираж, одно молниеносное пике, — и злокозненная капустница, едва сложив крылышки, ставшие первопричиной стольких напастей, исчезает в птичьем зобу.
Случайность и закономерность — суть одно и то же. Какой ярлык наклеить, зависит от угла обзора и способа восприятия.
Пешеходная эстакада над скоростной магистралью. Между многорядными полосами встречного движения — широкая разделительная. Ярдов двадцать. На разделительной ведутся строительные работы. Строят, скорее всего, платформу для рекламных площадей. Специальная техника вколачивает в грунт трубы-сваи. По эстакаде идет прохожий. Идет, никуда не торопясь. У человека нет никакого определенного маршрута. Возможно, просто разминает ноги. Которые несут его туда, куда глаза глядят. Человека заинтересовывает строительство внизу. Он останавливается посреди эстакады и смотрит, облокотившись на ограждение, как сваи одна за одной утверждаются в земле. Два бетонных сегмента ограждения рядом с ним заменены временными, пластмассовыми. Ближайший из них совсем не закреплен. Просто создает видимость безопасности. Наличие в любом коллективе раздолбая, манкирующего служебными обязанностями, вполне закономерно..