Комплекс превосходства

– Я бил врага его же оружием, – продолжил он. – Благословенный Союз сам вручил его мне. Это не я создал систему коррупции. Я просто подкупал нужных людей. Не я положил начало заказным убийствам. Моего брата застрелили на улице, чтобы запугать отца, а с племянником сотворили такое, что я вынужден был вернуться из Ай-Лака, не доведя реформ до конца. Это не я начал шантажировать собственников недвижимости. Этим же занимались в Ай-Лаке при полном попустительстве генерал-губернатора. У меня были хорошие учителя: подлые, бесцеремонные и очень опасные. Превзойти их я смог, став еще подлее и опаснее, чем сами они.

– По-вашему, это оправдание? Вы приумножили зло вместо того, чтобы бороться с ним.

Де Валансьен развел руки в стороны.

– Ценю вашу заботу о гражданах Эльвеции и полностью разделяю ваши взгляды, друг мой. Узнав о вас, я сожалел, что в моей партии так мало подобных самоотверженных и талантливых людей. Спешу успокоить: ни одного невиновного от моей руки, по моему приказу или при моем попустительстве не погибло. Я уничтожал только тех, кто вел страну к краху.

– Значит, вы будете все отрицать? – Криомант незаметно проверил надежность клапанов, выпускавших воду для ледяных клинков.

– Разумеется. У вас нет против меня ничего. – Де Валансьен махнул рукой в сторону Каали Сенга, – Вот этот ублюдок жестоко обманул мое доверие, равно как и Амарикус. Это подтвердит любой. Какое счастье, что вы избавите меня от негодяев, порочащих честь Партии! Амарикус же арестован?

– Мертв.

– Жаль, – с широкой улыбкой на лице произнес де Валансьен. – Он был верным соратником и преданным другом. Таких немного, особенно среди нынешней власти.

– Вы знаете мои политические взгляды, – догадался Галлар.

– Знай противника своего. И если он достойный противник, не убивай, а сделай союзником. Отец свято придерживался такого правила. Чем я хуже? Вам действительно нужно объяснять, почему на третий день большинство голосов должен получить я? Как насчет истории юноши, начавшего самым перспективным молодым юристом Лутеции, а закончившего психопатическим поэтом, разыгрывавшим убийства по своим стихам?

На этих словах де Валансьен прервался, чтобы долить в опустевший бокал коньяку. Галлар понимал, почему. Лидер ПСР дарил ему последний кирпичик для здания расследования.

– Эрика пытали, офицер, – продолжил де Валансьен, закупоривая бутыль.

– Кто?

– Благословенный Союз. Есть у них такой Блез Донн. Настоящее чудовище. Угрожал мне, когда я служил в колонии, а стоило проигнорировать его, как он нанес удар. И, откроюсь вам, попал в самое сердце.

– Вы красиво излагаете, гражданин, – прервал монолог де Валансьена криомант. – Но неужели вы думаете, что на меня подействуют ваши речи?

– Нравится про сердце? А ведь у меня их два. Одним я люблю родину, вторым – ненавижу. Я отдаю всего себя своему народу. Подойдите.

Галлар не двинулся с места, и тогда встал де Валансьен. Он приблизился к магу, взял его руку и поднес к груди.

– Слышите, – прошептал политик, – как они бьются? Ощутите их пульс, посмотрите мне в глаза и если сочтете, что я вру, убейте на месте. Клянусь, никто не причинит вам вреда в этом случае.

Криомант наклонил голову, притворяясь, что исполняет просьбу де Валансьена, зная, что уже проиграл этот поединок.

– Я не причиню вам зла, – прогудел он, удивившись, насколько беспомощно звучит его голос.

Де Валансьен кивнул.

– А я не забуду эти слова, офицер.

***

То, что было дальше, Ги помнил плохо. Помнил, как потерял сознание на пороге госпиталя Челесты и как вновь взявшаяся за его починку Рози несла его на руках. На этом и кончился длинный и кровавый день, после чего время слилось в монотонную протяженность страдания и редких часов облегчения. Последние случались, когда приходила Челеста. Она помогала забыть и о сломанных костях, и об отбитых внутренностях, и о сотрясении. Открытых ран на теле Ги на сей раз не нашлось, но порой ему казалось, что лучше бы они были, чтобы хотя бы мысленно выпустить вместе с кровью всю скопившуюся в измятом теле боль.

В день Гран-Агора (Ги попросил сообщить о нем) некромантка положила на одеяло письмо. Развернув его, молодой человек моментально узнал торопливый почерк Свена.

"Дружище!

Ровно в полночь у Западных Таможенных ворот будет ожидать знакомый тебе Паризиус Самрай. Уезжай обязательно, завтра будет поздно.

Остаюсь, Свен".

Означать такая бескомпромиссность могла многое, но одно Ги понял сразу: Свен откуда-то узнал, что де Валансьена не постигло наказание, и ПСР в эти самые минуты набирала не потенциальную, а вполне реальную, осязаемую мощь и входила во власть.