Комплекс прошлого

– Я вот что никак не могу понять, – говорит мой муж тем же вечером, раздеваясь перед сном. – Эти девушки столько времени проводили вместе, почему они не могли поговорить друг с другом? Ради бога, где были их родители? Их сестры, друзья?

Я пожимаю плечами.

– Они не знали, что он делал что-то не то. Думали, что это просто часть работы, как растяжка, например, или депиляция бикини. Никто из них не хотел, чтобы у него были проблемы. Он был мошенником. Они его обожали. Он был их лучшим другом.

Юрген морщится.

– Господи, – встревоженно говорит он и ложится рядом со мной.

Я смотрю на потолок над нашей кроватью, на слой пыли, покрывающий неподвижный потолочный вентилятор.

На фото, что стояло на столе Джерри Лейк, она была в голубом, сидела боком на коленях у тренера и обнимала трофей. Я думаю о том, как однажды ночью она вернулась после отбоя, сбросила свой спортивный костюм, разделась и, застывшая словно статуя – Галатея, молочно-белая, сверкающая, – стояла в темноте так долго, будто у нее остановилось дыхание.

– Девочки хранят секреты, – говорю я, прежде чем перевернуться. – Это то, в чем мы хороши.

Юрген натягивает на нас пуховое одеяло, прижимая меня к себе.

– Oh Gott [29], – говорит он, целуя меня в плечо. – Давай молиться, чтобы у нас были мальчики.

14

Она могла появиться из ниоткуда. После занятий в бассейне, например, под мостом, когда я переходила на другую сторону. Ее школьная сумка была перекинута через плечо, она ковыряла лак для ногтей и рассматривала секущиеся концы. Когда я увидела Лорен под мостом – ее бледную кожу, ее длинные, почти серебристые волосы, мерцающие как голограмма, – мои плечи вздрогнули от удивления. Я остановилась как вкопанная, и другие девушки обходили меня, будто камень в реке. Лорен подняла голову и поднесла пальцы к губам так, будто курит невидимую сигарету, а затем жестом указала на кладбище.

Мы залезли в кусты и сели на могилу. Я наблюдала, как она между пальцами держала Menthol Light[30]. Сигарета была будто продолжением ее руки. Она выпускала дым из уголка рта и барабанила по заднице большим пальцем руки. Это было ее постоянной привычкой

– Ты в порядке? – спросила она.

Я кивнула. Капли с моих мокрых после купания волос капали мне на грудь, просачиваясь сквозь полосатое летнее платье, поэтому я боялась, что мой бюстгальтер может быть виден – маленький укороченный детский топ, который мне едва ли нужно было надевать, – и я села, сжав вместе локти, чтобы прикрыть мое несуществующее декольте. Я понятия не имела, что она увидела во мне. Как правило, я была немногословна и не имела ни малейшего понятия, о чем говорить. Мы сгорбились над сигаретами, обнимая колени. Втиснувшись в небольшую ямку в кустах, Лорен казалась больше, чем раньше. Ее школьная рубашка, слишком тесная для ее груди, расходилась между пуговицами и передавливала ее под мышками. Дешевая юбка из черного полиэстера с пряжкой обтягивала ее ноги, кожа на внутренней стороне бедра была белой и пятнистой. Заметив, что я смотрю на ее трусики, она высунула язык. Мое лицо вспыхнуло. Я выпалила первое, что пришло в голову.

– Одна из учениц-шестикурсниц проткнула себе пупок, – сказала я. – Она подцепила инфекцию, поэтому ее увезли в больницу.

Лорен с интересом наклонилась вперед. Похоже, это был тот тип историй, которые ей нравилось слушать.

– Чем?

– Не знаю, швейной иглой?

Воодушевленная, я рассказала Лорен о том, как волосы Джорджа загорелись на химии и как Дикки протащила своего парня в церковь Святой Гертруды в школьном плаще. Когда у меня кончились истории, я снова замолчала, продолжая сидеть на кладбище, дрожа в мокром летнем платье. Я резко попыталась что-то спросить у нее. Она что-то затеяла? В ту же минуту, когда я сказала это, я поняла, насколько абсурдно я звучала – игриво, снисходительно, так, как могли бы прозвучать эти слова из уст моей матери.

Лорен фыркнула.

– Что-то затеяла? – передразнила она меня.

Я съежилась от своего бестолкового выбора слов, от того, как мое лицо двигалось, от жесткой ухмылки, что была вырезана на моем лице, как у тотема.

– К черту всех, – наконец ответила Лорен.

Она ввинтила сигарету в имя на надгробии, на котором она сидела, встала и пошла прочь. Я долго ждала в кустах, в окружении мертвых тел, пивных банок и окурков, прежде чем поняла, что она не вернется. Потом я встала и тоже ушла.