Лорен ухмыльнулась, собрала волосы в хвост и начала закручивать их, расхаживая взад и вперед по комнате в шелковисто-зеленом костюме. Я скрутилась, схватившись за стол, пытаясь сдержать смех, чтобы нас не поймали. Я чувствовала, как он царапает мою грудь и попадает в горло.
– Серьезно, Лорен, хватит, – я подавилась словами.
Она вскочила на стол, а затем на кровать Джерри, подбрасывая длинные ноги танцовщицы в воздух. Я заползла на кровать и зарылась головой в подушку, весело покачиваясь, рыдая от смеха, пытаясь восстановить дыхание, делая глубокие вдохи и выдохи через рот. Моя кровать пахла лаком, воском и дезинфицирующим средством. Внезапно Лорен замолчала. Снаружи я расслышала слабый визг второго курса, играющего в салки. Крики поддержки на матче. Техник – я мечтала, что Стюарт, – косил лужайку. Я приподняла уголок подушки. Лорен лежала на спине на матрасе Джерри в позе мертвеца, раскинув руки. Ее волосы – длинные серебристые пряди – были распущены, как у Офелии. Ее глаза были открыты, взгляд упирался в желтый потолок. Она пошевелила пальцем ноги.
– Почему ты вообще так сильно ее ненавидишь?
– Я не знаю.
– Да, ты знаешь.
Когда я больше ничего не сказала, она швырнула мне в голову плюшевого мишку Джерри.
– Ты дерьмовая лгунья, Жозефина.
Я посмотрела, не шутила ли она. Лорен продолжала глядеть в потолок, ее ресницы мерцали, преследуя луч света. Я ковыряла шрам на внутренней стороне руки. Почему Джерри была такой легкой добычей? Что в ней заставило нас так сильно ее не любить?
– Что теперь, коричневая корова? – внезапно сказала я.
– Повтори-ка, – Лорен села.
– Мы заставляли ее говорить это. Джерри. Когда она впервые пришла в школу. «Что теперь, коричневая корова?»[43]
– Зачем?
– Просто чтобы послушать, как она это произносила.
– И как?
– Никак. Просто…
– По-другому.
Лорен закатила глаза.
– Кучка самодовольных сук. – Она спрыгнула с кровати, скомкала зеленый купальник и легкомысленно бросила его в заднюю часть гардероба Джерри. – Я пошла отсюда.
Мне стало плохо. Зачем я только что сказала ей это? Возможно, она никогда больше не захочет меня видеть. Я посмотрела на ожог на руке и вздрогнула, когда вспомнила, как она рассказывала об этом Стюарту. Я проследовала за Лорен из комнаты, мимо той же угрюмой первокурсницы, бродящей по коридору и вниз по дубовой лестнице. У спортивного зала Лорен свернула в сторону, не прощаясь, просто махнула рукой. Я взбиралась по мосту, несчастная, хватая себя за руку. Но когда Лорен добралась до перекрестка, она остановилась, повернулась и театрально сделала мне реверанс. Только тогда я увидела, что булавка со стразами все еще торчала у нее за ухом. Незабудка.
– Стой, – крикнула я ей вслед. – Лорен, вернись.
– Всего хорошего, старина, – насмешливо сказала она, наклоняя невидимую шляпу.
22
Я так часто и во многих формах – сексуальных и романтических – фантазировала о брате Лорен, что, когда я снова увидела Стюарта МакКиббина во плоти, то подумала, что он был проявлением моей тоски, когда я ночами, проведенными в похоти и вздохах, переворачивалась лицом вниз после того, как Джерри засыпала, и ныряла пальцами в штаны. На следующее утро после визита Лорен я проснулась раньше будильника, отчаянно нуждаясь в том, чтобы сходить в туалет, полетела в ванную, не обращая внимания на знак «Не работает», и наткнулась прямо на него. Стюарт лежал животом на полу душевой и чинил трубу под раковиной.
– Ой, – я закашлялась, мой голос был хриплым от сна.
Я не расчесывала волосы, у меня было зловонное дыхание, а глаза были похожи на две пухлые прорези. Должно быть, я выглядела отталкивающе.
– Передай ведро, – сказал он.
Я машинально огляделась, взяла у ящика с инструментами таз и протянула ему.
– Это?
– Ох, господи, – сказал он, глядя вверх. – Извини, я думал, это кто-то другой.
Его волосы были связаны резинкой. Я могла видеть свежий срез его прически там, где кожа была белее, – одна из множества частей его тела, которые я мечтала погладить, – и загорелую заднюю часть его шеи цвета красного дерева от того, что он часами находился под солнцем, выравнивая наши теннисные корты и подстригая газон. Он продолжал раскручивать трубу, закрыв один глаз. Я увидела себя в зеркале в ванной и застыла над ним. Все было хуже, чем я думала. Тогда никто не учил меня выщипывать брови, а они были громоздкими, как кошки, и чрезвычайно темными по сравнению с мышиными волосами на моей голове. В то утро одна бровь взъерошилась во сне и была покрыта чем-то вроде слюны. Я незаметно для Стюарта лизнула большой палец и разгладила ее. Я также расчесала волосы пальцами, чтобы убрать спутанные колтуны, и старалась не дышать в его сторону.