Комплекс прошлого

– Это самое худшее. Попробуй заснуть. Тебе станет лучше, когда ты проснешься, – сказала Джерри.

Я не хотела, чтобы она оставляла меня одну, но закрыла глаза и скрутилась клубочком. Я почувствовала, как у меня сжался живот. Я была словно посреди шторма, запертая на нижней палубе, каталась туда-сюда, цепляясь за ведро. Время от времени я слышала, как скрипит дверь.

– Джерри? – простонала я.

Послышался шорох ног по ковру, я увидела стакан воды, и один раз, хотя, возможно, мне это приснилось, ее рука нежно погладила меня по спине.

36

Когда я проснулась, были сумерки. Звонкая тишина пустых общежитий и тихих коридоров. Джерри оставила на моем столе чашку чая – уже давно остывшую, – кусок тоста и несколько журналов. Я села, чувствуя себя лучше. Я жевала тост, листала Just Seventeen[53]. По коридору доносился звук телефонного звонка, на который никто не отвечал. Он прекратился, а затем, после небольшой паузы, снова зазвонил. Внезапно мне пришла в голову мысль, что это может быть Стюарт. Неужели он передумал насчет нас двоих? Возможно, он снова поссорился с Керри. Я сбросила одеяло и бросилась к коммунальному телефону. Когда я подошла к будке, дверь была заперта. Я прижалась носом к перфорированному пластиковому стеклу, прислушиваясь к дребезжанию телефона.

– Черт, – сказала я. – Где все?

Я вошла в пустую комнату отдыха и проверила несколько комнат в общежитии, но все они были пусты, книги на столах открыты, как будто люди торопились. Я ломала голову, пытаясь вспомнить, какой сегодня день.

Я вышла на крыльцо общежития. Было исключительно тихо. В любой летний вечер Божественные выходили на травяные корты, бросая теннисные мячи в темноту, пока их не звали внутрь. Обычно из окон общежития доносился визгливый смех, звучала музыка из наших стереосистем, трещали звонки, оповещавшие о начале и окончании уроков или подготовки. Однако в тот вечер, я помню, на теннисных кортах было тихо, музыка не играла. Я подумывала о встрече с Лорен, так как не было никого, кто мог бы меня остановить, но я вспомнила, как ее глаза сузились, когда она скользила взглядом между ее братом и мной. Взгляд полного презрения.

Внутри снова зазвонил телефон.

Я вздрогнула, надела только рубашку и легинсы и вошла внутрь, чтобы забрать свой серый кардиган. В кармане лежала единственная сигарета и зажигалка. Курение показалось мне такой же хорошей идеей, как и любая другая. Я надела свои лоферы и, отправляясь в сад, услышал низкий зловещий раскат грома. Я закуталась в свой огромный кардиган и стала рассматривать небо. Я заметила, что в часовне горел свет, каждое из тонких окон в форме карандаша освещалось, а цветное стекло светилось оранжевым. Должно быть, это была вечерняя служба, о которой я забыла, или какое-то другое школьное собрание. Часто в конце года проводили выступления нашего драматического клуба, мотивационных спикеров или гастрольную постановку Шекспира. Если я правильно рассчитала время, то я могла бы присоединиться к массе девочек, когда они уходили, так что домовладелицам бы показалось, что я была там все время. Никто никогда не узнает, что случилось.

Я поднялась по мосту, прошла через лабиринт коридоров и распашных дверей, ведущих к школьной часовне, и стала ждать в «Яйце», сидя на одном из пустых стульев с подголовником, обычно предназначенных для моей домовладелицы. Я слышала те же громовые раскаты, которые слышала раньше, звук бега, сопровождаемый громким свистом, свойственный Божественным. Нам было трудно угодить публике, мы были склонны к крикам и громким театральным зевкам.

– Девочки, пожалуйста, успокойтесь, – услышала я крик Толстой Фрэн. – Шестикурсники, оставайтесь на своих местах. Девочки, я сказала сядьте.

Они выскочили из часовни, держась за руки, выглядя в высшей степени дерзко. Сначала старшие девочки в домашней одежде, потом мой курс, затем четвертый и так далее. Они ругались, недоверчиво качая головами, младшие девочки были в истерике, бледные, некоторые из них еле могли идти, другие бежали, как будто от катастрофы.

– Что случилось? – я поймала третьекурсницу. – Что происходит?

– Боже мой, – повторяла она снова и снова. – Боже мой. Я не могу в это поверить.

Она была вне себя. В шоке. Я подумала, стоит ли мне дать ей пощечину.

Я поняла, что произошла беда – смерть любимого сотрудника или одного из родителей. Время от времени в школе случались подобные катастрофы; девушку постарше однажды выбросили из автобуса в ее последний год. У другого диагностировали неоперабельную опухоль головного мозга. Группа моего курса спотыкалась, цепляясь друг за друга. Я увидела Скиппер, обнимавшую близнецов, и протолкнулась сквозь толпу к ним.

– Что произошло?

– Это долбаная шутка, – сказала Скиппер.

– Что именно?

– Школа превратилась в чертову канализацию. У них больше нет денег. Черт, я знала, что мне следовало поехать в Мальборо.

– Мы закрываемся?

– Хуже. Объединяемся.