Единственное, что сейчас кого-то действительно заботило, – это планирование школьных розыгрышей. Хотя эти розыгрыши в конце года всегда были добродушными – драки за еду и бомбы-вонючки, то беззаботное дурачество, которое наши учителя находили забавным, хотя и не могли этого признать, – наши ночные встречи, проводимые при свете факелов, вызывали рьяный энтузиазм террористической ячейки. Гнев поглотил нас, как лихорадка. Было решено, что Толстая Фрэн предала нас всех, пустила нас вниз по реке и должна была заплатить за это. Постепенно запланированные трюки из комических переходили в абсурдные, а затем и в откровенно злонамеренные. Скиппер объявила, что мы уничтожим все Библии в школе, сожжем их на теннисных кортах или подожжем в офисе нашей директрисы. Мы расхаживали, как стриптизерши, в облачениях Толстой Фрэн, рясах и палантинах, писали фальшивое заявление об уходе в епархию. В конце концов мы договорились, что запихнем нашу директрису в кузов фургона с мешком на голове и назначим выкуп. Привяжем ее к стулу, будем допрашивать, пока она не признается в содеянном, пока она не сломается и не заплачет. Но вся логистика похищения – отсутствие машины для бегства, гигантский вес Толстой Фрэн, местонахождение убежища – оказалась слишком сложной задачей для нас.
– Мы могли бы добавить слабительное в алтарное вино, – предложил кто-то в качестве альтернативы.
– Скукотища, – сказала Скиппер, которая, казалось, восприняла закрытие школы более лично, чем все мы. Староста, которой она так и не стала. – Дальше.
По мере того как приближалась ночь, Скиппер выдала каждому из нас список покупок, разделив их между всеми девочками, чтобы школьному персоналу и продавцам было не так очевидно, чем мы занимаемся. Краска, клей, часы, веревки и жидкость для розжига, хирургические перчатки, огромное количество сахара. Конечно же, алкоголь и сигареты.
– Не попадитесь, – приказала Скиппер, раздавая их. Списки мы засунули в нижнее белье.
Позже в этот же день, как и было сказано, я поехала в город с близнецами, где мы купили бутылки с отбеливателем, будильник и литр водки у человека в магазинчике на углу, который много лет продавал нам нашу контрабанду. Он протянул нам наши фальшивые удостоверения личности через прилавок, не отрываясь от газеты, и глазами показал, чтобы мы забирали алкоголь и уходили. Мы вместе пошли обратно в школу через городскую площадь. По обе стороны от меня близнецы о чем-то спорили. Я не обращала внимания. Обеспокоенная, я оставалась между ними и держала голову опущенной, глядя на дорогу на случай, если я увижу кого-нибудь из МакКиббинов. По привычке мы с близнецами взялись под руки, и я почувствовала спокойствие от того, что они идут в ногу со мной, а наши бедра прижаты друг к другу. После объявления Толстой Фрэн я заметила постепенное изменение в поведении друзей по отношению ко мне. Оттаивание. В конце концов, школа оказалась в опасности, подверглась нападению; мы старались держаться вместе.
Лорен звонила каждый день с тех пор, как я ночевала у нее дома неделю назад. Каждый раз я придумывала причину, чтобы не подходить к телефону, боясь того, что она скажет. Скиппер с любопытством смотрела на меня, но не давала ни одного язвительного и саркастического комментария.
При виде пары синих комбинезонов в коридоре школы, я затаила дыхание, уставившись на свои туфли, пока мы не прошли мимо ремонтников. Всякий раз, когда я думала о Стюарте, я чувствовала себя калекой от стыда, вывернутой наизнанку. Я воспроизводила в голове то, что мы делали, снова и снова. Как он не мог даже взглянуть на меня утром, как он бросил меня за дверь, позволил ей хлопнуть мне в лицо. Однажды я столкнулась с ним, когда он стоял у котельной и смеялся вместе с парой других рабочих. Я видела, как его тело напряглось, когда я проходила мимо, опасаясь, что я могу устроить сцену, поставить его в неловкое положение перед коллегами, попытаться навлечь на него неприятности. Проведя рукой по волосам, он повернулся ко мне спиной и продолжал говорить, как будто я была невидимой. Униженная, я забралась в курятник и рыдала.
Когда я вернулась в спальню, Джерри Лейк нахмурилась, глядя на мешки с припасами, которые я несла. Я засунула их под кровать, а затем, когда в моих шкафах больше не осталось места, я попросила ее разрешить мне спрятать кое-что на ее стороне комнаты.
– Черта с два.
– Это всего на пару дней, – взмолилась я. – Пожалуйста, Джерри.
Она стояла, скрестив руки по-старому, с выпяченным подбородком, на грани истерики. Джерри ясно дала понять, что она считает традицию розыгрышей – тайные встречи, скрытые знаки, плащи и капюшоны – совершенно ребяческой. Конечно, она была права. Но если лишить Божественного его ритуалов, забрать обувное дерево, отменить «взмах», стоит задуматься, что тогда останется.
– Очень тебя прошу, пожалуйста, – попробовала я еще раз, сжимая ладони вместе.