На той неделе фраза распространилась со скоростью лесного пожара, заменив жест приставленных к голове пистолетных пальцев или я-тебя-вижу жест. «
В последние выходные Божественных – самый последний раз, когда наши школьные ворота были открыты, – нам запретили ехать на автобусе до Оксфорда. Вместо этого мы вызвали мальчиков из соседней школы-интерната. Они приехали на такси в субботу днем, уже пьяные, пряча по четверти бутылки водки в пиджаках, и насвистывали, чтобы мы пропустили их через забор среди бела дня. Нашей домовладелицы и ее заместителя на этот раз нигде не было видно, наконец, им было плевать. Мы курили и взмахивали волосами, и одна за другой пары исчезали в прачечной, за спортивным залом или хозяйственным сараем. Последним оставшимся мальчиком был невысокий, толстый на вид Руперт, шепелявый, с толстой нижней губой, словно его ужалила пчела. Меня интересовала только его водка. Он небрежно поцеловал меня, а затем сунул палец в мои штаны, кружа им, как будто помешивая чашку чая карандашом. Я засмеялась ему в лицо, некрасиво закудахтав.
– Я думал, я тебе нравлюсь, – заскулил он.
– Повзрослей, – сказала я.
После Стюарта мне было наплевать на такого мальчика, как он. Мне было все равно.
– Фригидная, – прошипел он, когда я вылезла из кустов, взяв с собой его бутылку. – Эй, ты куда?
Я поднялась по мосту. Я хотела что-то разбить, разорвать на части и кричать-кричать-кричать. Я уронила бутылку с моста. Видела, как она взорвалась, как фейерверк, на дороге внизу. Автомобиль свернул, водитель извергал ругательства.
– Во что, черт возьми, ты играешь?
Я спрыгнула с моста.
Побежала вниз по школьной дороге.
За ворота.
Я сама не знала куда, пока не перешла через парк и не пошла по улице Лорен.
Я стучала в ее дверь, стучала так сильно, что у меня заболели суставы.
– Ладно, Ладно. Успокойся, иду, – услышала я ее крик и топот ног на лестнице.
Дверь распахнулась.
– Ой, – сказала Лорен с мрачным лицом. Она втянула щеки, скрестила руки и заблокировала дверной проем.
– Какого хрена ты хочешь? Я готовлюсь к работе. Если ты пришла сюда за этой долбаной шпилькой, то я ее потеряла, ясно?
Я открыла рот, но ничего не сказала, горло перехватило, как будто я проглотила большой камень. Она недоверчиво осмотрела меня с головы до ног, замечая красные глаза, покусанную губу, ушибленные суставы. Ее губа скривилась от презрения. Я покачала головой.
– Извини, – сказала я. – Неважно.
Я с трудом повернулась, чтобы уйти.
– Господи боже, Жозефина. – Лорен прищелкнула языком.
Она толкнула входную дверь каблуком.
– Ну и куда ты пошла?
48
Отец Лорен пил чай за кухонным столом, перед ним лежала газета. По радио передавали гонки. Когда я вошла, он наблюдал за мной поверх своей чашки и не сказал ни слова, пока Лорен не переключила канал.
– Верни обратно.
Лорен закатила глаза, но сделала, как он сказал. Она наполнила чайник, достала растворимый кофе, порылась в раковине в поисках кружек, вытирая их об футболку. Я неподвижно стояла в углу комнаты, стараясь не привлекать к себе внимания. Я посмотрела на белый шрам под его подбородком.
Мистер МакКиббин хмыкнул на меня, засунул газету под мышку и встал.
Мы услышали, как хлопнула дверь.
– Мудак, – сказала Лорен.
Мы сидели наверху на полу ее спальни с чашками кофе. Я была в одной стороне комнаты, Лорен – в другой. Она подогнула ноги под себя, как кошка – настороженная, недоверчивая, – она ждала, когда я что-нибудь скажу.
– С тобой все в порядке? – в конце концов спросила она.
– В порядке, – пробормотала я, хотя было очевидно, что это далеко не так. Я выглядела слишком худой. Мои волосы были сальными и тусклыми, плечи сгорбленными. Я была пьяна и несчастна.
Лорен молча потягивала кофе, глядя на меня, но в конце концов ничего не смогла с собой поделать.
– Ты разговаривала с моим братом недавно?
– Нет, – сказала я.
По крайней мере, это было правдой.
Лорен прищурилась, пытаясь понять, верит ли она мне. Потом высунула язык и вздохнула.