— По-доброму я должен отказать вам, — внимательно посмотрел на нее майор. — Но ведь к другому пойдете. Тот откажет, постучитесь к третьему и все равно своего добьетесь. Справедлива и естественна ваша настойчивость. Я сделаю все, что в моих силах. Постараюсь помочь поступить в школу радистов. Специальность хорошая…
— И во время войны очень нужная, — обрадовалась Катя.
— Всегда нужная, — уточнил майор. — Я переговорю с товарищами. Получится — сообщим повесткой. Тогда придете к нам документы оформлять.
Катя поднялась со стула:
— Очень вам благодарна, товарищ майор.
— Удачи вам, будущий искусствовед.
Старший лейтенант Вологдин вместе с техниками осматривал машины. К нему торопливо подошел Иван Залесный.
— После вчерашнего полета, — сказал он, — в твоем аэроплане моторист полтора десятка пробоин обнаружил. Считай, в рубашке родился. Вылет через час. Дадим самолет поновее, с рацией. Так что ни пуха… По теории вероятности, два раза в такой переплет не попадают! Это точно!
Только не был пророком этот добрый человек. Желтобрюхий «мессер» встретил МБР Вологдина над морем, и в ту же минуту летчик увидел потянувшиеся к самолету огненные трассы. Старший лейтенант бросил машину вниз, беспрерывно вел огонь стрелок-радист. Но трассы прошили самолет, и он загорелся. Пламя дымящейся струйкой растекалось по обшивке.
— Прыгать! — приказал Вологдин штурману и стрелку-радисту.
Михаил выпрыгнул вслед за штурманом.
Внизу под ним был купол только одного парашюта. Где же второй? Взглянул на планирующий к воде гидроплан и увидел, что из кабины стрелка-радиста бьет по «мессерам» пулемет. «Глухов остался в машине, — с болью понял он. — Пожертвовал собой, прикрывая нас».
А ниже разыгрывалась другая трагедия. Лейтенант Быстров руками подтягивал стропы парашюта, чтобы ускорить спуск, но фашистский летчик в упор расстрелял штурмана. Михаила спас стрелок-радист. Каким-то чудом Глухов послал последнюю очередь в идущий на командира «мессершмитт». Тот резко отвернул в сторону, и в ту же секунду взорвались бензобаки МБР.
Плюхнувшись в воду, Вологдин с трудом отстегнул намокший парашют, перевел дыхание. И тут почувствовал, как жгучие слезы катятся по щекам. На его глазах враги безжалостно расправились с боевыми товарищами, а он бессилен был чем-нибудь помочь. На поверхности воды его держал пробковый спасательный пояс. Вокруг простиралась ровная гладь залива. «Мессеры» ушли. В небе — ни облачка, на горизонте — ни пятнышка.
Откуда ждать помощи? Маршрут полета известен в эскадрилье, но все самолеты на заданиях. Пока вернутся, заправятся, начнут искать… Надежда лишь на случайный катер. До островов, где наши войска, не так далеко. Но вряд ли заметят его с проходящего корабля. Он в заливе, словно иголка в стоге сена.
Солнце спускалось все ниже к горизонту. Вологдин не знал, сколько времени болтался на воде. В часы затекла вода, и они остановились еще в десять утра (тогда Михаил освободился от парашюта). Вода перестала казаться теплой. Прилипла к телу и тянула вниз промокшая одежда. Временами у Михаила возникали галлюцинации: будто концентрические круги воды, вращаясь, все глубже затягивают его в пучину. Пролетавшие над головой чайки казались ему пикирующими «мессерами», нацелившими в его голову черные клювы пулеметов. Сознание мутилось, наступал жуткий беспросветный мрак.
Очнувшись на мгновение, Вологдин увидел невысокий крестовик мачты. Не новый ли мираж? Нет, четко выделялся форштевень судна.
Рассказывают, что после долгих, тяжелых странствий, заметив землю, моряки обретают второе дыхание, удесятеряются их силы. Так случилось и с Михаилом. Почувствовал, что оцепенение прошло и он может управлять своим телом, двигать руками и ногами. Но тут обожгла мысль: «Что же за судно? По виду рейдовый катер, — определил он. — Но чей? Идет с запада, флага на корме не видно. Вдруг гитлеровцы?..»
Вологдин передвинул по ремню вперед кобуру и вытащил пистолет. Времени осталось лишь на то, чтобы мысленно попрощаться с женой, с боевыми друзьями…
Ни на секунду Михаил не спускал воспаленных, покрасневших от соленой морской воды глаз с катера. Корабль повернул, и Вологдин закричал от радости, увидев советский флаг.
Когда катер подошел к летчику, за борт полетел привязанный пеньковым тросом спасательный круг. Моряки подтянули Вологдина к корме и втащили на палубу. Лежа на ней, он попытался глубоко вздохнуть, но что-то стиснуло грудь, из легких вырвался лишь густой хрип. С трудом он поднялся на ноги, но зашатался и упал бы, не поддержи его моряки.
— Несите в кубрик, переоденьте в сухое, — приказал спустившийся с мостика командир катера.
В кубрике, лежа под двумя одеялами, Михаил забылся тяжелым сном. Лишь к утру окончательно пришел в себя.
На другой день связной самолет доставил Михаила в эскадрилью. Печален был его доклад командиру. Вологдин сообщил подробности гибели боевых товарищей.
— Да, они погибли как герои… Вечная им память, — заключил комэск и уже другим тоном прибавил: — Мы будем мстить… Идите отдыхайте и снова за боевую работу.