Кому светят звезды

В тоскливой, казалось, немыслимой для огромного города тишине подруги шли по Большому проспекту Петроградской стороны.

— Что-то тихо сегодня, — сказала Вологдина и хотела добавить, что нет обстрела, как вдруг тишину распорол вой и близкий разрыв снаряда.

Из больших серых репродукторов понеслось завывание сирены. Сигналы тревоги летели над Тучковым мостом, перекатываясь, неслись мимо закрытых войной магазинов, застывших автобусов с выбитыми стеклами, унылых голых деревьев, отражались стеклами домов, будто звуки стереофонической музыки, — но тревожной, угрожающей.

— Близко разорвался, — вздрогнув, проговорила Катя.

— Бежим туда! — крикнула Дегова. — Может, помощь кому нужна!

Они бросились во двор, к месту взрыва. Пробежали по сорванным с петель воротам, перепрыгнули через груду дымящихся кирпичей и тут же остановились потрясенные. Из-под них торчали женские ноги. Ломая ногти, Катя и Надя отбрасывали в сторону тяжелые кирпичи. Но труд их оказался напрасным: женщина была мертва. Девушки бросились дальше и в конце небольшого дворика увидели лежавшую на асфальте девочку лет семи. Ее ножка была прижата толстой деревянной балкой. Катя и Надя попытались приподнять конец балки, она не поддалась. В подворотню заглянули девушки из местной противовоздушной обороны с носилками в руках.

— Девчата, скорее сюда! — позвала Вологдина.

Вчетвером они отодвинули тяжелое бревно. Девочка открыла серые глазенки, казавшиеся на ее бледном лице темными, и заплакала:

— Мамочка, ножка болит!

— Дайте бинт, — попросила Вологдина у растерявшейся девушки.

Туго, как учили в школе, она перевязала ногу. Потерявшую сознание девочку положили на носилки.

— Мать тоже в госпиталь возьмите, — попросила Катя.

Дружинницы наклонились к женщине.

— У живых и мертвых разные дороги, — ответила одна из них.

Катя стояла ошеломленная происшедшим. Еще несколько минут назад она даже не знала о существовании этой девочки. «Как ее зовут? Мать убило. Жив ли отец? Что же будет с искалеченной девчушкой? Разыскать ее потом и взять к себе? А что Миша скажет? Да и останусь ли я сама жива после такой войны?»

Дружинницы подняли с земли носилки.

— Погодите, — остановила их Вологдина.

Она вытащила блокнот, положила его на бревно и написала: «Вот домашний адрес тети, которая тебя перевязывала. Выздоровеешь, приходи к ней жить». Она сунула записку в карман девочке, погладила ее по головке и отвернулась.

Подхватив носилки, дружинницы поспешили к стоявшей за воротами машине.

Катя порывисто обняла подругу:

— Пойдем, Надюша. В бомбоубежище надо. Здесь близко, я видела. Местная оборона без нас справится. И возьми себя в руки, ты же на фронт собираешься.

Изогнутая стрелка с надписью «В бомбоубежище» указывала на подвал старого семиэтажного дома. Катя и Надя спустились по освещенной синими лампочками крутой лестнице и остановились почти у самого входа. Люди сидели плотно на скамейках, на полу и не хотелось никого беспокоить.

Катя прислонилась плечом к темно-коричневой степе. Глухие взрывы наверху то приближались, то отдалялись. С наскоро побеленного потолка сыпалась известка. В школе радистов говорили, что к опасности надо привыкать. Но страха Катя не чувствовала, навалилась усталость. Когда она отдышалась, успокоилась, перед ней снова возникло бледное, с темными глазами лицо раненой малышки. Вот это — самая жестокая гримаса войны. Бедная девочка… После войны она бы взяла ее, воспитала, заменила мать. Только права ли она, решая за двоих? А Миша? До войны со своими детьми решили повременить. Училась, правда. Нет, Миша чуткий, он не станет возражать!

Страшным оказался этот комбинированный — артиллерийский и авиационный — налет на Ленинград. Рушились и горели дома. Но возмездие настигло врага. Падали объятые пламенем фашистские самолеты. Правда, обо всем этом Катя и Надя узнали позже.

Прошло несколько часов, прежде чем прозвучал отбой тревоги.

Подруги вышли на улицу.

— Что делать будем? Час поздний… — проговорила Вологдина.

— Нам бы теперь успеть до школы добраться, — ответила Дегова. — Родных в другой раз навестим…

7

Глубокой ночью попутная эмка доставила Вологдина в поселок, где располагался штаб истребительного авиаполка. Среди затемненных домов ему не сразу удалось отыскать нужное здание. Часовой у крыльца осветил фонариком лицо летчика, внимательно просмотрел документы:

— Проходите!

Сержант, дежуривший по штабу, поправил сдвинутую набок пилотку и, выяснив, что прибыл новый летчик, подвел его к обитой дерматином двери:

— Здесь капитан Гусев, — указал он на кабинет. — Заходите, командир эскадрильи на месте…

Высокий, даже слишком высокий для летчика-истребителя капитан легко поднялся из-за стола навстречу и, ответив на приветствие, указал на стул:

— Садитесь! Даю вам десять минут на представление. Коротко о себе. Только самое главное.

Неожиданно холодная встреча так удивила Вологдина, что он с минуту растерянно молчал. Начал говорить, лишь когда капитан напомнил:

— Для доклада у вас осталось восемь минут.