Кому светят звезды

— Вот тут о деньгах заговорили… Я сам в некотором роде ленинградец, и мне один случай вспомнился. Совсем, конечно, другого плана, но тоже в блокадном Ленинграде произошел, — вмешался в разговор молчавший до этого Вологдин.

— Расскажите, товарищ капитан, — попросили раненые. — Мы пока даже голоса вашего не слышали.

— Я морской летчик. Так вот, летали мы с одного из аэродромов под Ленинградом. На нем с Большой земли часто самолеты садились. Идем как-то с инженером нашей эскадрильи вдоль летного поля. Смотрим — мерзлая коровья туша лежит. Возле нее часовой с винтовкой. Мясо караулит, глаз с него не спускает. А дальше мешки какие-то серые валяются. Я у инженера спрашиваю, что, мол, такое, не картошку ли здесь через Ладогу доставленную морозят? Тот говорит: «Что ты, картошку бы понадежнее охраняли! С деньгами мешки. Привезли на самолетах денежное содержание для Ленинградского фронта и Балтийского флота…»

— Это же большущие деньги? — перебил Михаила юноша-партизан.

— Конечно, да только в блокадном городе ободранная корова выше всяких тысяч ценилась. Мы тогда с моим товарищем инженером посмеялись, ведь и наши законные в тех мешках валялись. Только кому они на фронтовом аэродроме нужны?..

Пока раненые в палате отвлекались от других мыслей байками-знайками, начальник госпиталя связался по телефону с дежурным по штабу авиации флота. Подполковник доложил о тяжелом состоянии летчика. Вечером в Новгород прилетел комэск майор Гусев.

— Как тут мой боевой заместитель? — ласково пробасил он, обнимая присевшего на постели Вологдина. — И, подмигнув, засмеялся: — О, да у тебя силенок еще, как у медведя!

— Знаете уже мою историю от Долгова? — догадался капитан. — Как там мой стрелок? — спросил он.

— Жив, здоров, воюет… А я тебя проведать…

Что происходит в душах людей при расставании? Мысли о прошлом и об общей судьбе, когда летали в одном строю, и об общих заслугах, когда побеждали в боях, и общих решениях, которые один из них принимал подчас и сам, но знал, что так же думает и другой. Думы о будущем: увидятся ли еще, ведь не знаешь, сколько войны впереди, что ждет тебя через месяц, через день, даже через час…

Обо всем этом размышляли Вологдин и Гусев. Слова каждый посчитал совсем не нужными…

«Я вернусь, обязательно вернусь», — хотел сказать Михаил на прощание, но смолчал и только помахал вслед уходящему майору рукой.

А через час транспортный самолет увозил Вологдина в тыл.

12

Березовый зеленый хоровод, плотным кольцом окружавший поляну, шелестел под легким ветерком. Веселое, приподнятое настроение было у партизан, работавших на поляне под сенью белоствольных деревьев. Дело спорилось. Найденная на месте давних боев искалеченная снарядом, пахнувшая пороховой гарью пушка с подернутым ржавчиной стволом все больше принимала вид боевого орудия. Вместо ходовой части партизаны приладили деревянные колеса на оси из тонкого дуба. Для облегчения сняли щит.

— Наша бригада работает без брака, — похвалился Петр Оборя, смазывая ось густым дегтем.

Он давно уже вернулся от эстонских партизан, и как человека, знакомого с техникой, его включили в расчет найденного орудия.

— О браке у фрицев и гансов после спросим, — пошутил бывший артиллерист Александр Родников, которого теперь величали командиром одноорудийной батареи.

— Сварганили не пушку, а игрушку, — не унимался Петр. — Жаль, боеприпаса всего с гулькин нос.

— Полтора десятка осколочных снарядов — все-таки не шутка, — заметил Родников, уязвленный недооценкой бога войны.

Артиллерист с довоенных времен, он попал в окружение еще в сорок втором. Перейти линию фронта не сумел, так и остался в тылу врага с партизанами. Воевал храбро. Командиром взвода стал, но тосковал по должности рядового артиллериста, а тут такая находка! Родников протер ствол и удовлетворенно проговорил:

— Дадим фрицам жару. Прицела нет, худо. Через ствол наводить будем.

— А я чую, от первого выстрела ваши архиерейские колеса развалятся! — сказал один из партизан, собравшихся возле пушки.

— Может, товарищ командир, — обернулся Петр к Родникову, — сейчас стрельнем, колеса опробуем при свидетелях — их тут больно много собралось.

— Умник ты, Петр, к твоей находчивости да еще сотенку снарядов. Всех бы неверующих убедили… Мы пушку в бою испытаем. Ручаюсь, выдержит. С запасиком подсчитал. Пойдем обедать. Опять задерживаемся.

Вологдина тоже опоздала на обед. Увидев Петра у костра, над которым томилась душистая пшенная каша с мясными консервами, Катя спросила, улыбаясь:

— Видела, при пушке ты состоишь. И ноги ей уже приделал?

— Песня есть о герое гражданской войны партизане Железняке. Слышала?

— Слышала и сама пела. А к чему клонишь, не пойму?

— Так в строке «матрос, партизан, Железняк» — сплошь ошибки. Я с Украины, знаю, как дело было.

— Как?

— Не рядовой он матрос, а командир; не партизан, а представитель регулярной армии; не Железняк, а Железняков!

— Так то ж для рифмы!