Конь бледный (СИ)

Не было люстры, которая висела в зале, вместо нее пустой крюк, и с замиранием в сердце Николай понял — тут. Она — повесилась тут.

В спальне Нюськи остался только старый стул с высокой спинкой, да табурет — оба остались еще от родителей. Старые, но крепкие, как и многое из того, что делалось в советское время. Их давно следовало выкинуть, но рука не поднималась — на этом стуле любил сидеть отец, а этот табурет мама придвигала к столу, когда приходил кто-то из гостей. Дерево хранило тепло рук родителей, и выбросить их означало истончить и так уже тонкую нить, протянувшуюся в прошлое.

Николай усадил Нюську на стул со спинкой, сам уселся на табурет, широко расставив колени и наклонившись вперед, к заплаканному лицу, с которого слетел европейский лоск. Теперь это была просто зареванная русская девчонка, только что похоронившая маму. И плевать ей на всю Европу, и Америку вместе взятые! Пусть они сдохнут! Лишь бы мама жила…

— Что случилось, Нюся?! — максимально бесстрастно, подавив порыв крикнуть спросил Николай. Его потрясывало, как перед боем, но железная воля подавила дрожь — как и обычно, как и всегда.

— Мама повесилась, — бесстрастно, пусто прошептала девушка. — Взяла, и бросила меня! Бросила! Она меня бросила! И ты бросил!

— Я не бросал! Я был в командировке! — проскрипел зубами Николай. — Рассказывай по порядку! Ну!

Последнее слово он произнес яростно, выдохнул, будто жаром пыхнула огромная сталеплавильная печь, и Нина чуть отшатнулась, будто испугавшись его порыва. Потом вздохнула, и так же пусто, бесстрастно начала рассказ:

— Она в долгах запуталась. Насколько я поняла — взяла большой кредит на что-то, на что — не знаю. Миллионы долларов! И ее кинули. Подробностей не знаю — ты же знаешь… знал маму, она насчет работы молчит, как рыба. Мол — не твое дело. Ну вот… начали на нее наезжать — бандиты приходили. Коллекторы, вроде как… соседи рассказали. Кричали, ругались. В общем — все очень плохо. Она записку оставила, что перевела на мой счет какие-то деньги, я еще не проверяла. Написала, что виновата передо мной, и перед тобой, дядь Коль…  Что вложила деньги, и ее обманули, а теперь угрожают, и чтобы уберечь меня — она приняла такое решение. Вот и все.

— Господи, да почему же она ко мне не обратилась?! — простонал Николай. — Ну почему, почему?!

— Тебя не было — просто сказала Нина, и потерла лоб. — Да и что бы ты сделал? Денег у тебя нет, а у них все по закону. Эта квартира теперь не наша — мне уже сказали, приходили из коллекторского агентства, показывали документы. Она переписала квартиру на них. Машины тоже переписала — обе. И дом недостроенный с участком — уже не наш. И магазины, и салоны красоты — все теперь не наше. Я нищая, Дядь Коль. Ничего нет, дядь Коль. Вот пройдут поминки, и куда идти — я не знаю. У меня есть на счету пятнадцать тысяч долларов — она давно их положила, на проживание, на учебу, но на все время обучения не хватит. Буду работу искать. Чуть-чуть ты не успел, дядя Коля… Говоришь, почему к тебе не обратилась? Берегла, наверное. Как и меня. Она тебя всегда считала едва не сыном… мне иногда даже смешно было…

Нина вдруг зарыдала, уткнувшись лицом в ладони, а Николай растерянно подумал о том, насколько девочка была права. Точно, Валя всю жизнь считала его чем-то вроде маленького, несмышленого сына, о котором надо заботиться, иначе он сам о себе позаботиться не сможет. И неважно, что теперь он был майором спецназа, руки которого были по локоть, или даже по плечи обагрены кровью врагов — для нее он все равно был Колюнькой, маленьким мальчишкой, который рыдал на плече сестры, когда родителей опускали в могилу.

Валя тогда не плакала — она только почернела лицом, ожесточилась, и была похожа на хищную птицу, на ястреба, который защищает своего птенца. И горе тому, кто обижал ее Колюньку — однажды она пришла в школу и едва не покалечила пацана-второгодника из параллельного класса, который регулярно преследовал Колю после уроков и на переменах, измывался над ним — как делают все ущербные, подлые людишки, неспособные ни на что хорошее в этой жизни. (Он потом был убит в бандитской разборке — много лет спустя. Закономерный финал. Беспредельщиков не любят нигде — в том числе и в криминале).

После того, как Валя едва не вырвала обидчику Коли глаза, а потом едва не откусила ухо его отцу — скандал бы несусветный, ее хотели судить, но после того, как на защиту отчаюги встали все родители обиженных негодяем детей, дело спустили на тормозах, а хулигана перевели в другую школу, куда-то на окраину, где его след и потерялся. Николай случайно узнал о его смерти из криминальной хроники, едва разглядев в заплывшей жиром морде убитого бывшего школьного недруга. Узнал его только по шраму, изогнувшему бровь вопросительным знаком, что в детстве придавало пацану вид глуповатый, недалекий, и даже вовсе придурошный.