Кон-Тики

Телефон-автомат в будке оказался совсем новый, модный, – кнопочный. Я добрался до дна портфеля, выудил коровкинскую бумажку, набрал номер.

– Да! – после четвертого зуммера громко гаркнула трубочная мембрана.

– Здравствуйте, Николай Васильевич, я к вам на собеседование к шестнадцати часам, я…

– Так мы собеседование по телефону будем проводить? – бесцеремонно прервала меня мембрана.

– Нет, Николай Васильевич, но дело в том…

– В чем? – еще более недовольно снова прервала меня мембрана.

– Я… я паспорт забыл. Меня в бюро пропусков завернули.

– Больше вы ничего не забыли?

– Нет, Николай Васильевич.

– Хорошо. Ждите меня через три минуты в вестибюле проходной, – мембрана разразилась короткими гудками, не обратив внимания на мое «большое спасибо».

Ровно через три минуты, секунда в секунду, в помещении проходной появился повелитель телефонной мембраны – высокий, крепкий, статный, лет, наверное, пятидесяти, одетый в одну операционную форму на голое тело, как будто на улице был июль. Сквозь чуть затуманенные стекла модных очков он коротко взглянул на меня, сказал основательному охраннику:

– Пропустите. Товарищ ко мне, – и, не дожидаясь реакции, развернувшись, двинулся в обратном направлении. Я хвостиком поспешал за ним следом. Мы прошли небольшой дворик, вошли в опрятный корпус желтого кирпича, поднялись по лестнице на третий этаж.

– А… пальто?.. – спросил я, пока поднимались по лестнице. Николай Васильевич посмотрел на меня через плечо и ничего не сказал. В коридоре он толкнул четвертую или пятую по счету дверь, и мы оказались в маленьком, но светлом и опрятном кабинете: высокое окно, стол, несколько стульев, диван, рукомойник, вешалка, шкаф, портрет Пирогова на стене, чуть ниже – с десяток фотографий в деревянных рамочках.

– Раздевайтесь, руки мойте, садитесь, – приказал мне начмед Московской бассейновой больницы.

– Куда? – спросил я.

– Что – куда?

– Садиться куда?

– Куда понравится. У нас теперь демократизация и новое мышление. Слыхали? – иронично поинтересовался Николай Васильевич.

– Слыхал, – с той же интонацией подтвердил я.

– Бумаги давайте.

Я извлек из портфеля диплом, свежие корочки врача-хирурга первой категории, свой отчет для квалификационной комиссии, две характеристики, отдал тоненькую пачечку начмеду и робко присел на краешек стула. Не обращая на меня вообще никакого внимания, горообразный Николай Васильевич внимательно читал мой восьмистраничный отчет, периодически останавливаясь, перелистывая на страницу-другую назад, что-то там примечая и снова двигаясь вперед. Закончив чтение, он впервые поднял на меня взгляд.

– Так-так, Степан Иваныч, хорошо, очень хорошо… Как к нам попали?

– По рекомендации доктора Коровкина, Николай Васильевич.

– Так-так. А Коровкин вам кем приходится?

– Другом… Институтским другом, – поправился я.

– Так-так. И что вы себе думаете?

– Я хочу работать врачом на флоте.

– Море любите? Романтика там, паруса, человеки-пароходы? А? – человек-гора смотрел на меня безо всякого юмора. Я понял: вопрос не просто так. Отвечать следовало честно. Очень честно.

– Нет, Николай Васильевич. Море не люблю. Романтикой не страдаю.

– Вы серьезно?! – прогремел Николай Васильевич, глядя на меня в упор из-под спущенной на нос оправы дорогих очков.

– Да, – твердо парировал я.

– Фу, слава богу, уже легче, – впервые улыбнулся мне начмед. – Значит, без глупостей. Зачем вам тогда в море?

– Мне деньги нужны, – глядя ему прямо в глаза, твердо сказал я.

– А я еду, а я еду за деньгами, а за туманом едут только дураки… – тихо промурлыкал под нос начмед. – Остается спросить устами незабвенного героя незабвенного романа: Стёпа, зачем вам деньги?

А он не страшный, и даже юморной, подумал я, а вслух сказал:

– Женюсь.

– Женюсь, женюсь, какие могут быть игрушки?.. – снова мурлыкнул Николай Васильевич. Я улыбнулся. – Так-так. Приятно иметь дело. Не врете, уже хорошо. Какой раз женитесь-то?

– Первый, – ответил я, и отчего-то смущенно покраснел.

– Ну, если старый убежденный холостяк… вы, ведь, старый убежденный?.. – я кивнул, – если старый убежденный холостяк решает изменить себе, значит, все серьезно. Так? – я кивнул снова. Этот большой человек начинал мне определенно нравиться. – Всюду деньги, деньги, деньги, всюду деньги, господа… Ну, ладно… – Николай Васильевич снял очки, положил на стол, зажмурился, потер веки, открыл глаза. Без очков взгляд его оказался по-детски беззащитным. – Ладно, вы, Стёпа. Можно вас так называть? – Я поспешно кивнул. – Ладно, вы. А как же ваша избранница? Только обретет мужа, и вот уже вам – звон склянок, и карета в тыкву, и раскинулось море широко…

– Мы справимся, – твердо сказал я.

– То, что вы справитесь, я не сомневаюсь. А она?! Вы в поход – в море, наполненное морем новых впечатлений. Это потом, года через два спустя, вам все обрыднет, а пока – пока будет ново и интересно. О вас не беспокоюсь. А она останется одна. Не боитесь?

– Боюсь, – очень тихо сказал я.

– Так какого черта?! – подался вперед начмед.

– Нам помочь некому. Мы всё сами. Нам деньги нужны. Очень.

– Хотите чаю? – после длинной паузы спросил Николай Васильевич.