Конан не дал ему углубиться в воспоминания. Карела плеснула лишившемуся чувств человеку в лицо водой, и тот застонал, приходя в сознание.
Однако рассказать он смог немногое. Аргосец казался одурманенным, его речи отличались бессвязностью, и единственное, что смогли уяснить себе Конан и его спутники, – вся вторгшаяся армия сильнее смерти ненавидит Аквилонию и каждый будет сражаться до конца, чтобы стереть наконец это гнездовье демонов с лица земли. Каждому погибшему на священной войне было обещано вечное блаженство в посмертии.
Допрос был прерван донесшимися от стены криками.
– Они пустили в ход таран, – сообщила Карела. – Ворота, боюсь, долго не продержатся.
Конан вскочил на ноги. Кровь клокотала в жилах, он не мог больше оставаться на месте, он обязан был действовать!
– Надо атаковать! – бросил он, поднимаясь. Ответом ему послужил хор возмущенных голосов – его спутницы все как одна выказывали деятельное нежелание рисковать головами в неизбежной схватке у ворот.
– Да что мы сможем сделать там всемером?! – громче других вскричала Бёлит, прожигая киммерийца яростным взглядом.
– Очень многое, – неожиданно поддержал Конана посланец Крома. – Не забывайте, я теперь вновь кое-что могу; и, думаю, врагам нашим этот небольшой сюрприз не слишком понравится.
Воительницы подчинились, хоть и без особого желания.
Не таясь, маленький отряд прошел через пустой лагерь. К тому времени бой у стен уже разгорелся вовсю, однако трудно было представить себе более бездарно организованный штурм. Кучки людей беспорядочно пытались приставить лестницы и вскарабкаться на стены; никто даже и не вспомнил о такой известной любому сотнику вещи, как прикрытие штурмовых отрядов лучниками и арбалетчиками. Конан видел, как осажденным одну за другой удалось переломить или опрокинуть семь или восемь лестниц. На киммерийца и его спутников никто не обращал внимания, хотя любой здравомыслящий командир обязан был бы встревожиться, увидав подобную компанию прогуливавшейся в своем тылу.
– Атакуем! – взревел Конан, бросаясь вперед с высоко поднятым мечом. Всемером они дружно ринулись вниз по склону невысокого, пологого холма. – Клинки наголо!
До ворот оставалось не более одного полета стрелы. Вокруг толпилось с полтысячи осаждающих, большей частью – в серых крестьянских рубахах; лишь изредка мелькал начищенный доспех аргосского панцирника. Десятков пять крестьян посильнее и покряжистее раскачивали здоровенное бревно, равномерно ударяя им в трещащие ворота. С надвратных башен летели стрелы и камни, кто-то пытался лить кипяток, – однако делалось это как-то вяло и без особого успеха. Конан мельком подумал, что на стенах стоят лишь дети да женщины, в то время как все мужчины, должно быть, ушли на сборный пункт пуантенской армии, чтобы встать под знамена с золотым стремительным леопардом…
Киммериец ждал, что на них тотчас же кинутся, однако вместо этого ряды атакующих расступились перед его неистовым натиском. Никто не преградил дорогу, никто даже не послал стрелу в их сторону; на лицах осаждающих, как мельком заметил киммериец, вспыхнула жестокая решимость, хищная радость, как будто перед их взорами появилось нечто давно и безнадежно ожидаемое. Кто-то радостно вскрикнул, кто-то вскинул вверх копье; державшие таран тоже обернулись и разразились ликующими воплями. Командовавший ими аргосский сотник взмахнул рукой, таран с небывалой силой грянул в ворота, и одна из створок, не выдержав, распахнулась.
Прежде чем Конан успел добежать до рядов осаждавших, напавшая на городок армия с ликующими воплями хлынула к воротам. Первые десятки ворвались внутрь.
«Что происходит?! – мелькнуло в голове Конана. – Я сплю, сошел с ума или это все опять козни Неведомых?!»
«Ну конечно же, последнее!» – внезапно услыхал он издевательский голос Зертрикса…
Пространство перед отрядом Конана мгновенно очистилось. Никто по-прежнему не пытался преградить ему дорогу, даже когда он подбежал к самим воротам. Сотня-другая врагов уже успела ворваться внутрь, остальные же, стараясь держаться подальше от Конана, дружно полезли на стены. Откуда-то появились и лучники, взявшие на прицел бойницы между зубцами.
Конан и его спутники ворвались в ворота. Неширокая улочка, начинавшаяся от них, была пуста; в пыли лежало несколько тел защитников города. Как и предполагал Конан, это были совсем зеленые мальчишки лет пятнадцати да совсем уж древние старики. Из-за ставень ближайших домишек на Конана глядели расширенные от ужаса глаза.
Киммериец в недоумении остановился на привратной площади. Сражаться тут было уже не с кем, враги как сквозь землю провалились. Никто не пытался ворваться внутрь через разломанные ворота и из-за спины Конана.
Вопли и лязг оружия доносились и справа и слева, однако прежде, чем киммериец успел предпринять хоть что-нибудь, его слуха достиг торжествующий победный рев – враги перебрались через гребень стены и хлынули в город.