Вокруг стола тесно стояли аквилонские полководцы – частью соратники Конана, частью новые, молодые военачальники, выросшие вместе с Конном и уже успевшие доказать свою храбрость.
Здесь были храбрый Просперо, главнокомандующий аквилонской армией в тех случаях, когда отсутствовал король; весь седой, покрытый честными боевыми шрамами Паллантид, командир «черных драконов»; недавно виконт, а ныне граф Пуантенский Гонзальвио, достойный сын самого старого и верного товарища Конана, пуантенского властителя Троцеро. В неброской темной одежде скромно стоял чуть поодаль белобородый и мудрый Дексиеус, верховный жрец Солнечного Митры.
Однако бросалось в глаза и отсутствие многих неизменных членов Коронного Совета. На восточных рубежах сдерживал натиск немедийцев граф Коутенский, Монагро; барон Джилиэйм Имирусский сражался на западе против пиктов… И от каждого из них вести шли одна чернее другой.
Гонзальвио, как самый молодой, воткнул в новые точки на карте черные флажки, обозначавшие расположение вражеских отрядов. Шамар был уже почти окружен; армии пиктов стояли на пороге Велитриума.
– Конн, все, кого мы смогли собрать, сосредоточились под Тарантией, – нарушил тишину Просперо. Здесь собрались только свои, и пышные титулы были отброшены за ненадобностью. – Нам нужно решить, где будет нанесен наш первый контрудар.
– Я хотел бы, чтобы сначала высказались все, – молодой король обвел тяжелым взглядом собравшихся. Просперо и Паллантид, переглянувшись, незаметно кивнули друг другу – Конн хорошо усвоил уроки своего отца. Прежде чем решать, он советовался со знающими и опытными, а не пытался доказать всем, что в государстве законом является лишь его королевское желание, зачастую неразумное. – Начинай, Гонзальвио!
Товарищ Конна по детским играм, смелый, горячий молодой граф, как ни странно, был прирожденным полководцем.
– Нет смысла разбрасывать наши полки, – начал он. – По-моему, наибольшая угроза для нас – это армии Кофа и Офира под Шамаром. Этот город – ключ к Тарантии; если он падет, откроется прямая дорога на столицу не только для королей Ианты и Хоршемиша, но и для идущих следом шемитов со стигийцами. Пикты, насколько я понимаю, увязли в Боссонских топях; Велитриум и Галпаран задержат их орду на некоторое время – пикты терпеть не могут оставлять в тылу невзятые крепости. С зингарцами мы справимся, даже если они дойдут до Танасула; аргосцы еще не скоро пробьются через Пуантен. Так что я повернул бы к Шамару, – закончил он и поклонился собравшимся.
– Хорошо сказано, – кивнул Просперо. – Признаюсь, что и сам не сказал бы лучше. Все верно, ни пикты, ни зингарцы сейчас нам непосредственно не грозят. Но вот если Пуантен не удержится… – старый полководец успокаивающе вскинул руку, вовремя заметив краску гнева на щеках Гонзальвио. – Я не хотел задеть тебя, граф, я просто рассуждаю. Так вот, если Пуантен падет, аргосцам откроется прямой путь к Тарантии и в тыл нашим полкам, обороняющим Шамар. Все будет зависеть от положения на юге. Если враг прорвется, наш первый удар, по моему разумению, следует будет направить туда.
Гонзальвио, стыдясь своей вспышки, поспешно закивал головой.
Все остальные согласились со сказанным: нечего было и думать об одновременной жесткой обороне на всех направлениях. Боссонцам и отрядам, сдерживавшим зингарцев в нижнем течении Ширки, было решено послать приказ медленно отступать, сохраняя силы, людей и уничтожая все что можно, дабы оно не попало в руки неприятеля. Остальные полки готовились к выступлению на Шамар; следовало покончить с офирцами и кофитянами до подхода немедийцев и шемитов.
Совет продолжался еще некоторое время; уточняли диспозиции, назначали места сбора и решали еще тысячи подобных же вопросов. Конн старался обязательно выслушать всех; но все же окончательное решение он всегда принимал сам. Только в такие мгновения он и мог забыться, заставить себя не видеть тени наползающей на страну страшной опасности; в окружении верных соратников легче было противостоять ужасному призраку, кошмарному видению, что неотступно преследовало молодого короля: во снах ему являлась удивительная картина – он видел вновь своего отца, странно помолодевшего и выглядящего ненамного старше самого Конна. Молодой король видел отца, но не как знак надежды и ободрения, напротив – во снах Конан ехал во главе несметных вражеских легионов, предавал огню и мечу земли Аквилонии…
– …Итак, решено, – спокойно, но жестко говорил Конн собравшимся приближенным. – Сегодня ночью мы выступаем на Шамар. Достославный Просперо, я прошу тебя остаться в столице моим наместником. Никто не справится с этим лучше тебя.
– Но, мой король!.. – попытался возмутиться старый вояка.
– Я понимаю, – голос Конна стал куда мягче. – Но ведь исход всей войны зависит от того, как будут обстоять дела в Тарантии. Если в столице поднимется смута… подобная той, что в дни вторжения Ксальтотуна… Повторяю, никто, кроме тебя, не сможет справиться с содержанием в порядке всех дел королевства. А своими мудрыми советами на поле брани мне поможет бесстрашный Паллантид.