Конан и карусель богов

Конн уже открыл рот, чтобы ответить, но тут за дверью его покоя вновь раздался шум. Басовитые голоса стражников внезапно перекрыл высокий и негодующий девичий крик: «Я должна его увидеть! Во что бы то ни стало!»

Конн невольно покраснел. Неужто какая-то из его многочисленных возлюбленных решила устроить трогательную сцену прощания? Король украдкой бросил взгляд на Дексиеуса, однако деликатный жрец, конечно же, сделал вид, что ничего не слышит.

Дважды звякнул звонок над дверью – это значило, что начальник караула счел необходимым потревожить своего короля. На подобное он решился бы лишь в случае появления врагов под стенами самой Тарантии. Конн досадливо дернул щекой. Капитан «черных драконов» знал свое дело и никогда бы не пропустил какую-нибудь зареванную девчонку.

– Что там, Аристобул?

Дверь распахнулась, и в ее проеме показалась закованная в металл спина стражника. Он совершил немыслимый пируэт вокруг собственной оси, ухитрившись при этом с достоинством отсалютовать своему повелителю мечом.

Отпихнув чинного Аристобула, в покой ворвалась растрепанная черноволосая девушка, почти девочка, с еще детскими ямочками на щеках и ребячьей округлостью щек. Ее грубый плащ был весь заляпан дорожной грязью, лицо исцарапано; глаза блестели, как у безумной. В руке она сжимала скомканный свиток.

– Моему королю! – что есть мочи выкрикнула она, бросаясь вперед и протягивая пергамент.

Аристобул и второй гвардеец молниеносно выхватили мечи, преграждая ей путь, – уж слишком резким показалось им ее движение, а свиток вполне мог служить лишь прикрытием для кинжала или стилета.

– Остановитесь! – поднял руку Конн. – Что ты хотела сказать мне, девочка? Почему ты решил пропустить ее, Аристобул?

– Прошу прощения моего повелителя, – прохрипел капитан стражи, – но она говорила такое… я не мог пренебречь ее словами. Ну же, пуантенка, повтори королю то, что начала рассказывать мне!

– Ты из Пуантена? – голос Конна отвердел. Дексиеус незаметно подошел к нему и остановился за правым плечом короля, пристально глядя на странную гостью.

– Истинно так, мой повелитель, – девушка сделала неуклюжую попытку поклониться. – Я из Пуантена и прихожусь троюродной племянницей нашему молодому графу, Гонзальвио. Меня звать Орстерой, с позволения Вашего Величества; я дочь барона Трастуса, владетеля замка Траст, что в двух днях пути от аргосской границы… Мой отец повергает к твоим стопам, повелитель, это письмо.

Девушка упала на одно колено, склонив голову, и протянула Конну пергаментный свиток.

– Встань, – нахмурился король. – Почему твой отец не послал обычного гонца? Не слишком-то осмотрительно отправлять тебя одну через всю страну в такое время!

– Мой отец мертв, – ровным голосом отвечала Орстера, глядя в одну точку сухими глазами. – Его последней волей было, чтобы я передала тебе, о король, это послание.

На скулах Конна вспухли желваки. Он резким движением сломал печать и развернул свиток.

«Мой повелитель! Я, Трастус, барон, владетель замка Траст, пишу тебе, чтобы известить об ужасном. Пуантенские ополчения разбиты. Аргосцы взяли все пограничные крепости. Полагаю, через день-два они вырвутся к Хороту. Но даже не это главное. Мы сдерживали врага, медленно отступая, однако у него появился новый страшный предводитель. Обликом он – да простит мне король эти слова! – обликом он неотличим от твоего отца, Конана Великого, когда тому было примерно столько же лет, сколько сейчас моему повелителю. Мы небезуспешно обороняли Гарас, и тут во главе штурмующих появился этот призрак. Называю его так, хотя он, увы, не бесплотный дух. Нет, это человек из плоти и крови, и неотличимый, как я уже писал, от твоего отца, повелитель. Он возглавил атаку; его вид придал штурмующим храбрости и уверенности, и они смогли сломать ворота. Призрак ворвался в город, однако, открыв путь своим войскам, он пошел дальше. Доканчиваю это письмо и отправляю его с дочерью моей, Орстерой; молю моего повелителя не оставить ее, потому что мы с моей дружиной готовимся дать последний бой и хоть как-то задержать аргосцев. Прощай, мой повелитель. Трастус, барон».

Почерк был неровным, буквы налезали одна на другую, во многих местах Конну приходилось наполовину угадывать содержание – видно было, что барон писал это в страшной спешке.

– Так, – голос Конна был полон сдерживаемой ярости. – Что же случилось потом?

– Аргосцы набросились на нас как бешеные, – безразлично уставясь в пол, ответила девушка. – Мы убивали их десятками, но они как будто бы решили, что у каждого впереди еще десять жизней. Отец… – губы девушки предательски задрожали, однако она овладела собой. – Отец только и успел, что забросить меня в седло… А спустя миг его нашла стрела. – Орстера прижала к груди судорожно сжатые кулачки. Воцарилось угнетающее молчание.

Конн обернулся к Дексиеусу. Взор жреца, казалось, говорил: «Вот то, о чем я тебя предупреждал!»