Конан-корсар

Зуру присел и потянул ботинок. Мгновение он возился с ним. И тут Конан мягко подведя одну ногу сбоку, ударил. Зуру отлетел, как выпущенный из катапульты камень и упал лицом в лужу.

С яростным воплем он вскочил на ноги. Выхватив кнут у стоящего рядом стражника, он с полуулыбкой на мрачном лице приблизился к Конану.

— Я проучу тебя, белый пес, — прошипел Зуру, свистнув кнутом.

Как только бич из кожи гиппопотама обвился вокруг него, Конан протянул руку и схватил его. Затем он, не вставая с помоста, подтянул Зуру к себе.

— Поосторожнее, малыш, — ухмыльнулся он. — Тебе бы не хотелось испортить свой товар, не так ли?

Мбонани наблюдал эту сцену, стараясь подавить улыбку.

— Белый пес прав, Зуру, — сказал он, — пусть его новый хозяин научит хорошим манерам.

Но Зуру был ослеплен яростью, чтобы послушаться даже своего хозяина. Незаметным движением он выхватил свой нож. Конан вскочил на ноги и собрал сковывавшую его руки цепь, намереваясь использовать ее как оружие.

— Стой! — раздался из палантина властный голос.

Его тон остановил даже разъяренного Зуру.

Из-за массивных занавесок, скрывавших пассажира от глаз толпы, показалась черная, вся в бриллиантах рука. Затем из палантина вышла женщина, и Конан в изумлении широко раскрыл глаза.

Женщина была шести с лишним футов высотой — почти такая же высокая, как Конан, и прекрасно сложенная. Черная, как блестящий эбонит, и солнечные лучи отражались от изгибов ее полных грудей, блестящих бедер и длинных мускулистых ног. Ее густые черные волосы были украшены бриллиантами и страусовыми перьями и сверкали голубым, розовым и изумрудно-зелеными цветами. В ее ушах сверкали необработанные рубины и нити жемчуга вокруг шеи испускали мягкое сияние. Браслеты чистого, мягкого золота украшали ее запястья и лодыжки. Кроме этого, единственной одеждой женщины была юбка из шкуры леопарда.

Нзинга, королева амазонок, задержала взгляд на Конане. Над базаром повисла тишина. Медленно ее губы раздвинулись в тонкой улыбке.

— Десять квиллов за белого гиганта, — сказала она.

Других предложений не было.

* * *

Новая жизнь рабыни оказалась для Чабелы почти невыносимой. Было достаточно плохо, что она любимая дочь могучего монарха, должна исполнять все прихоти черных женщин. Еще хуже было то, что рабыни выполняли все работы нагими, одежда полагалась лишь для свободных людей племени.

Она спала на грубой подстилке в комнате для рабынь. Могучая управляющая хриплым голосом и пинками поднимала их с первыми лучами солнца стирать и готовить, мыть и выскребать полы, прислуживать за королевским столом. Ей было тяжело видеть бывшего корсара Конана, лежавшего на возвышении, потягивающего банановое вино, закусывая рыбными пирожками и сладостями.

Ее уважение к неустрашимому киммерийцу пропало. Она не знала такого слова, как «Жигало», но ситуацию понимала достаточно хорошо. Ее отношение к Конану усугублялось еще и тем, что тот, казалось, не сопротивлялся статусу «любовника королевы». Ни один настоящий мужчина, достойный этого имени, думала она, не пал так низко бы, чтобы довольствоваться таким положением. Опыт еще не научил ее, как научил Конана, принимать навязанные условия, если нет возможности их изменить.

Поскольку Конан был единственным человеком в этом городе, кого она могла бы назвать своим другом, Чабела совсем пала бы духом, если бы Конан в редких нескольких случаях, когда их никто не видел, не подмигивал ей. Это подмигивание значило — по крайней мере, она надеялась что так — «Смелее, девочка! Мы еще выберемся отсюда!»

С другой стороны, даже Чабела должна была признать, что королева Нзинга была великолепная женщина. Девушка старалась представить себе их поведение в постели, однако, при ее деликатном воспитании, ее знаний для этого недоставало. Она не могла предположить, что блестящая львица Тамбуру, будучи повелительницей народа, в спальне была лишь рабыней Конана.

Для королевы Нзинга это было тоже что-то новое. Ее опыт, и вся культура ее королевства предполагали, что женщина является естественным повелителем мужчины. Сотни королев правили до нее с Трона из Слоновой Кости. Все они притесняли и помыкали своими мужчинами, используя их в качестве слуг и машин для получения удовольствия и продолжения рода, сбрасывая со счетов, когда те заболевали или уставали. Так вела себя и она.

Пока гигант не вошел в ее жизнь, она с легкостью управляла мужчинами. Но Конаном нельзя было управлять: его воля была крепче стали, он был даже выше и сильнее ее. В его могучих руках — амазонка познала удовольствие, никогда ранее не испытанное. Она стала ненасытной в своих желаниях.

Она также стала легко ревновать Конана ко всем женщинам, которых он знал до нее. О них он, однако, ничего не говорил, игнорируя ее вопросы. В таких делах Конан проявлял грубое благородство, как она не умоляла и не терзала его, он оставался безмолвен, со слабой улыбкой на губах.