Конан. Путь к Трону

Конан лишь одобрительно хмыкнул.

Над их головами засновали стрекозы; лягушки, замолчавшие при появлении людей, снова заквакали. Солнце стало склоняться к западному горизонту, отражаясь в порозовевшей воде.

Флавиус закусил губы, а затем, не выдержав, прошептал:

— Кто-то кусает меня.

— Пиявки, — сказал Конан. — Не байся, они много крови не высосут. Говорят, это даже полезно.

Передернувшись, Флавиус все же оторвал от своего тела нескольких извивающихся пиявок и отбросил их в сторону.

— Тихо! — зашипел на него Конан. — Идут!

Застыв, Флавиус почти перестал дышать, глядя, как по одному и по двое из леса стали появляться пикты, радостно обсуждающие победу и смеющиеся во весь голос. Флавиус удивился. Судя по тому, что он знал о пиктах, они представлялись ему мрачными и молчаливыми. Но эти дикари умели радоваться, как и все нормальные люди.

Вся поляна наполнилась пиктами, в основном вождями, судя по их одеждам. По рукам пошли кожаные мешки с местным пивом и кислым вином.

— Смотри, — прошептал Флавиус, — это вожди Волков, Ястребов, Черепах, Рысей и Воронов. И все, похоже, очень дружны.

— Они постепенно учатся забывать о междоусобных разборках перед лицом общей опасности. Если им когда-нибудь удастся объединить все племена — Аквилонии придется здорово потесниться. Э, да ты посмотри на эту парочку!

Две фигуры, резко отличавшиеся от полуголых дикарей, показались из леса. Первым шел шаман пиктов, одетый в длинный кожаный плащ. Длинные птичьи перья украшали его прическу.

Следом выступал высокий худощавый аквилонец в кожаных штанах и куртке.

Конан прошептал:

— Сагайета, а это — Кром! — это же Эдрик, разведчик, которого Лусиан навязал нам!

Пройдя сквозь почтительно расступившуюся толпу, шаман и воин поднялись на плоский камень. Аквилонец обратился к пиктам на своем языке, давая Сагайете время, чтобы перевести.

— Вы видели, — начал Эдрик, — что ваш большой и верный друг генерал и граф Лусиан слов на ветер не бросает. Он обещал вам, что подставит под ваши копья роту аквилонцев — и что же? Он это сделал. Значит, пообещав вернуть вам всю Скохиру, он сдержит свое слово.

Теперь пришло время расплатиться. Ваш друг хотел бы получить задаток из той суммы, которую вы ему обещали за помощь в справедливом деле возвращения вашему народу вашей земли.

Сагайета перевел последнюю фразу и добавил что-то от себя на языке пиктов.

— Что он говорит? — спросил Флавиус.

— Говорит, что заплатить стоит. Сейчас послал своих людей за деньгами: Все, помолчи.

Из леса вышли четыре пикта, сгибавшиеся под тяжестью большого ящика, свисавшего с длинной жерди, которая покоилась на их плечах. Когда ящик был опущен на землю,

Сагайета ц Эдрик подошли к нему и открыли крышку. Конану и Флавиусу с их наблюдательного пункта не было, видно содержимое, но Эдрик, запустив в ящик руку, выудил горсть монет и высыпал ее обратно.

— Откуда у пиктов столько золота и серебра? — не унимался лейтенант. — У них же нет своих денег. Они используют монеты только от случая к случаю, торгуя с аквилонцами.

— Это же ящик казначейства Аквилонии. Наверняка тот, в котором прислали жалованье гарнизону форта Тусселан накануне штурма. Деньги так и не успели выдать солдатам.

— С какой стати, ради всех богов, Лусиану предавать свой народ и продаваться врагу?

— Точно не знаю, но кое-какие мысли по этому поводу у меня есть.

— Я убью этого шпиона и колдуна! Один бросок, и... я думаю, что остальные не успеют спохватиться раньше... А там — будь что будет.

— Только дернись — я тебе сам глотку перережу. То, что мы узнали, важнее, чем то, что мы можем сейчас сделать. Так что, если хочешь вернуться в Велитриум, опусти голову пониже и придержи язык.

Оба разведчика замолчали и проводили взглядами скрывшихся в лесу носильщиков с ящиком и Эдрика. Сагайета снова забрался на плоский камень и стал разглагольствовать, восхваляя героизм своих соплеменников.

В наступивших сумерках пикты начали танцевать танец победы, поочередно выделывая замысловатые воинственные движения, а в перерывах все чаще прикладываясь к бурдюкам с вином и пивом.

Когда на небе загорелись первые звезды, опьяненные победой и вином пикты совсем посходили с ума. Их танец превратился в какую-то мешанину двигающихся не в такт тел. Вожди воинственных дикарей стали мало чем отличаться от диких зверей.

Взошедшая луна осветила уже затихший лес. Лишь звенели комары, да квакали лягушки. Светлячки роились над поляной, на которой лежали неподвижные тела.

Конан сказал:

— Они уснули. Пошли.

Вдвоем с Флавиусом они пересекли заводь, пригибаясь ниже, чтобы не попасться на глаза случайно проснувшемуся пикту. Лейтенант с трудом подавил желание чихнуть, когда свежий ночной воздух захолодил мокрое тело.

Конан легко пробирался по лесу в почти полной темноте. Лунный свет с трудом пробивался сквозь густые кроны деревьев, и Флавиусу стоило большого труда не споткнуться о корни или не налететь на ствол очередного дерева. В конце концов он понял, что самое безопасное — идти след в след за киммерийцем, положившись на его варварские, первобытные инстинкты и почти кошачье ночное зрение.