Гримнальд, сгорая от гнева, схватился за стоящую на столе серебряную статуэтку неизвестного генерала.
- Мерзавец! Лжец! Хватит! - советник поднял в воздух статуэтку, собираясь поразить своего таинственного собеседника. Серебряная фигурка рассекла воздух, однако попытка оказалась безуспешной. Таинственный маг растаял вместе с троном, на котором восседал, оставив только клубы черного дыма, а советник, увлекаемый тяжестью металлической статуэтки, повалился на стол. Неизвестный генерал вырвался из рук советника и, ударившись об каменный пол, лишился головы.
Поднявшись, Гримнальд, продолжая трястись, подошел к шкафу с бумагами. Отодвинув пару стопок, он дрожащими руками достал бутыль лучшего красного вина, какого не сыщешь на всем континенте. Далее он прошел к полкам и взял один из многочисленных кубков...
...На следующее утро первый советник, Юстус Гримнальд, был обнаружен в своем кабинете. Бездыханное тело второго лица государства лежало на черном каменном полу перед письменным столом. Справа от него печально лежала статуэтка неизвестного генерала с отбитой головой, слева - небольшой золотой кубок с остатками вина. Со стола на мертвого величественно глядела открытая бутыль вина. Огонек в камине все продолжал бегать...
Вино было отравлено...
XVII
Острые шпили мрачного города забытых уходили высоко вверх, пронзая земную поверхность. Дневной свет никогда не проникает сюда. Здесь нет жизни. Все спит вечным, мертвым сном. Дома местных "жителей" больше похожи на норы: у них нет окон, лишь одно отверстие - входное без двери. На высоких полусгнивших деревянных столбах возле каждого дома восседает большой фосфоресцирующий кристалл, источающий зеленоватый свет отчаяния. У жителей нет собственной воли, они всецело преданы своему единственному, бессменному государю. Им все безразлично. Здесь нет денег, власти презренного металла, ибо в нем нет надобности. Они вечные, они бессмертные, погруженные в бесконечный сон, рабы своего властелина. Лишь он один всегда бодрствует и холодным, равнодушным взором следит за тем, чтобы эта тишина длилась вечно. Именно к нему во дворец держала свой путь разваливающаяся телега с пленником, сопровождаемая пробужденными по воле Владыки бесчисленными рабами его. Они мерно шагали по просторной тропе, освещаемой тусклым зеленым светом, к возвышающемуся над всеми строениями гигантскому сталактиту.
Громадные стальные ворота с изображенными черепами беззвучно отворились, пропуская конвой. Они оказались в необъятном круглом зале. По периметру расположились многочисленные подсвечники с фосфоресцирующими кристаллами. Слева и справа от ворот вверх уходили лестницы, с пролетов которых можно было попасть в бесчисленные комнаты. Под потолком свисал закованный цепями огненно-красный, испускающий магическое сияние камень. Стена против ворот была заменена на гигантских размеров зеркало. В углах его покрывали трещины и паутина. Перед зеркалом, лицевой стороной к нему, возвышался трон из черного камня, на котором восседал, опустив руки на подлокотники, так что можно было видеть его костлявые пальцы, временами постукивающие по камню, сам Властелин всех погибших душ. Лица его не было видно - капюшон скрывал его, а через грязное зеркало вообще ничего нельзя было увидеть.
Клетку д'Эрмиона сняли с телеги и поставили в центре зала (естественно, несколько мертвецов во время этого пострадало). Сопровождавшие разместились по периметру зала, но никто из них не посмел встать рядом с зеркалом.
- Развязать, - как гром ударил голос неподвижного владыки, усиливаясь, отражаясь от каменных стен. Подчиняясь велению грозного властелина, гнилой плен нашего героя, затрещал. Доски падали и разбивались в щепки об безжизненный камень зала. Д'Эрмион почувствовал острие ножа, упирающееся ему в спину. Одним движением были перерублены путы. Шляпа быстро поползла вниз и была в тот же момент подхвачена поднимающимся пленником и установлена на положенное место.
- Имя, - новый раскат прокатился по стенам. Наш герой послушно назвал свое полное имя (за неимением лишнего места и времени не будем озвучивать его), ибо отчетливо понимал, что не следует гневить того, в чьих руках находится его жизнь.
Вечный владыка поднял вверх левую руку, так что можно было увидеть всю утратившую какие-либо признаки жизни посеревшую пятерню. Судя по всему, жест этот означал приказ покинуть зал, ибо в тот же момент сопровождавшие д'Эрмиона воины сгорели на глазах подобно тому, как обратился в пепел поверженный Афниар.