Конечная остановка: Меркурий

– Мы, не в бреду будет сказано, наблюдаем самих себя, точнее тебя, когда выходил наружу разбираться с перегревом реактора. Пространство впитывает время, лишая нас… будущего. Мы как мухи в перевернутом стакане.

Последние слова прозвучали уже в плаксивой интонации. Тут она опустила голову на панель управления, и плечи у нее задрожали от вполне женского плача – ну вот, прорезалось.

– Я понимаю, Шошана, что приятного в этом мало. Мы переводим топливо, растрачиваем запасы кислорода. Но вдвоем проигрывать всегда веселее. Ты жалеешь меня, я – тебя, и мы плачемся друг другу в жилетку.

Я опустил ладонь на ее зыбкое плечо, потом аккуратно перевел стриженную головушку с панели управления – еще нажмет там кнопку катапультирования – к себе на грудь. Затылок, ушки, тонкие косточки висков и челюстей, пульсирующие жилки – все это было такое трогательное.

– Шоша, может тут что-нибудь взорвать, чтобы там, за пределами «стакана» аукнулось.

Она резко выдернула голову. Глаза у нее были само собой мокрые, влажные и теперь из-за проявленной слабости злые, как у зверька.

– Насколько я понял, Шоша, система симметрий универсальна. Если мы даже несколько заплутали в чужом пространстве, то все происшедшее ЗДЕСЬ – если, конечно, бабахнуть как следует – будет иметь отдачу ТАМ.

– Ядерный мини-взрыв?

– Я люблю другое "мини", но и это мне по вкусу. Двести тридцать пятого урана у нас не так уж много, зато не будет возни с субкритическими массами и обогащением топлива. Под лучом гразера все сработает при более скромном количестве и качестве материалов. Килотонну тротилового эквивалента как-нибудь устроим.

Как изготовить мини-атомную бомбу из подручных средств? Если не надо мучиться с обогащением урана, то плевое дело. Я когда-то читал соответствующее пособие, и Анима быстро растормошила в голове необходимый пласт памяти. Хорошо, что в бортовом шкафчике покоился робот для слесарных работ.

Я обдирал пирографит с урановых шариков, воскрешенный слесаришка укладывал их в брикеты, скреплял проволокой и обматывал отражателем для нейтронов. Потом я втиснул получившийся пакет в расщелину скалы, рядом поставил на треноге гразер, включил, нацелил, установил таймер и бросился наутек. Едва мы отъехали на пять километров и спрятались за внушительную глыбу свинца, как шарахнуло, после чего вырос одуванчик мини-атомного взрыва. Однако не успел он еще подрасти, а уже стал разжижаться и рассопливливаться, будто кто-то тянул из него силенки. Мне даже показалось, что его выкручивают, как мокрую тряпку. Раз – и забултыхалось вместо ядерного гриба что-то похожее на огромную драную простыню, потом куски ее стали утончаться, превращаться в полосы, те в нити – уже знакомого голубоватого оттенка – ии они тоже потаяли. Не осталось ничего кроме длинноволнового излучения. Пространство опять-таки съело потраченное время и горизонт стал еще более тесным.

Шошана была совершенно пригвождена этим фактом, плакала безутешно и всерьез. А мне как-то весело было даже, оттого, что ей было грустно. Ведь всего несколько дней назад ей было все известно, в отличие от меня.

Время, потраченное на движение, превращается в путь, ведущий к какой-то иноматериальной твари, назовем ее уже не грибом, а демоном. А не потраченное время во что превратится? Может, оно станет путем выводящим.

Если демон жадно хавает любой импульс движения и только жиреет за счет него, мы не дадим ему этого импульса.

У меня в голове такая картинка возникла. Вот мы – вроде паучка на стенке чашки. Он карабкается изо всех сил обратно на край сосуда, но от проявленных усилий только сползает вниз. Почему? Потому что он передает импульс движения поверхности – которая, такая-сякая, заполучив его, еще более искривляется, изгибается в сторону, совсем ненужную паучку. Короче, чашка только глубже делается. А не станет он передавать, глядишь – и спрямится поверхность. Или того больше – теряя энергию, выгибаться начнет в обратную сторону. И паучок, следовательно, благополучно скатится с поверхности этой, как с горки, но уже туда, на волю.

11

Таблетки с пивом кончились и уже перешел на таблетки с джином и тоником, глядя, как голубенькие мерцающие ниточки тают, а над нами лениво проползает марево. Оно было похоже на время, которое, освобождаясь из вражеского плена, на радостях поглощает растолстевшее пространство. А когда основательно обглодало его, то голубые ниточки совсем погасли. Вдобавок сквозь рассасывающееся марево проступили столь приятные ныне глазу очертания горы Череп. Оказались мы ровно на том месте, от которого двигались трое суток.

А потом мы наконец двинулись в путь – перед горой Череп свернем налево, затем протиснемся по краюшку каньона Канон, и отважно рванем через низину Шабашкин Суп.