На какое-то время дремота – очень сладкая дремота – чуть не поглотила меня. Но некий внутренний зуд (не спи, покойником станешь) удержал мое, с позволения сказать, сознание от усыпания. А потом внутри меня что-то зарезонировало с тихими колебаниям скалы. Я это не сразу понял. Вначале просто показалось, что по организму ползают стайки разнокалиберных, но все же мелких мурашек. Зудежно, щекотно.
Однако, немного погодя разобрался, что скала похожа на вибрирующий студень с ниточками пульсаций. А эти пульсы словно ниточки пробегают сквозь меня. Скала была куда живее, чем казалось на первый взгляд. В ней имелись всякие пульсации: и очень подвижные, готовые разорваться, и будто раздувающие ее, и похожие на мягкие переливы, и медленные вибрации долготерпения, которые как бы скрепляли камень, не давая ему стать трухой. Этим колебаниям стали отвечать и "подмахивать" мои полюса, которые, гудя вибрациями, все больше давали о себе знать. Я имел дело с иномирьем, миром, подстилающим нашему. Он был глубже молекул, атомов, субнуклонов. В этом иномирье, в какой-то глубине, я состоял из того же, что и скала. Мы были как муж и жена в каком-то смысле. (Только не посчитайте меня за тех извращенцев, которые вступают в законный брак с предметами, даже такими эстетически законченными как роботессы.)
И внезапно подтвердилась древняя мудрость: чтобы хорошо жить, надо уметь вертеться.
Я опять почувствовал себя человеком-юлой. Из полюсов моего тела вырвались вихри. Вихри расплывались все больше и немного погодя стали быстро плывущими клубами напряженного тумана.
Я ощутил соколебания со скалой, и, увы, – мне стыдно и я горжусь своей стыдобой – некий вид соития с ней... Если выберусь, подумал я, обязательно сделаю детскую надпись на камне: "Терентий + Скала = любовь да траханье". Она, как пылесос, ласково втянула меня, я распределился в ней, во всех ее внутренних и внешних изгибах. Что говорится, лучше нету того света.
Да, я мог уже сделать любовное признание. Скала была теперь для меня не тупой твердыней, а посекундно меняющей очертания зыбкой туманностью. Очень симпатичной туманностью с несколькими полюсами напряженности, которые так приятно щекотали меня со всех сторон. Однако в тумане нашего единения объявились совершенно посторонние малоприятные пульсации. Очень простенькие, почти механические. Кто их посмел источать?
Тонкие волокна моих пульсаций оплели чуждые вибрации. Я импульсивно устремился вдоль получившегося проводника, полетел как стрекоза на мерцающих крылышках. А в реальности, резво разгребая труху, пополз вглубь скальной трещины, в противоположную сторону от дыры, через которую я в нее попал.
Неприятные пульсации четко вели меня к соцветию пятен в туманности скалы, которые выделялись своей грубо жужжащей наэлектризованностью.
Потом зрение мое переключилось из мира полюсов и пульсаций в наш обычный-сермяжный. Опаньки! Я уже в пещере. Типа гараж. А в нем стоит байк-вездеход.
Когда я стал пробираться к байку, чтобы незаметно затрофеить его, он двинулся вперед, а гараж превратился в тоннель. Тут я быстро врубился – из пещеры на поверхность тянется кишка, наполненная металлорганическим гелем. В нужный момент под влиянием электромагнитного импульса гель меняет свое аморфное, сопливое состояние на самое что ни на есть жесткое, отчего кишка становится крепкой трубой.
Байк-вездеход промчался по тоннелю-кишке, выскочил из «ануса» и стал карабкаться на склон ущелья. Я несся следом с такой скоростью, будто у меня в штаны было наложено много динамита и кто-то поднес фитиль. Но по дороге сообразил, что не успеваю, сейчас тоннель закроется. А запасе только ракетница с одной управляемой ракетой.
О, чудное мгновение! Подбитый байк-вездеход перевернулся и пустил дымок. Когда я подскочил, его люк раскрылся и оттуда вместе с клубами пара выпростался мужик. Я навел на него пустую ракетницу, он, словно от удивления, выронил свой плазмобой, который мигом перекочевал ко мне.
– Ты зачем стрелял по моему вездеходу, дурной? – стал допрашивать я. – Заказ имеешь на мою персону или по всем так палишь?
– Какой заказ? Живу я этим, тут ведь регулярно кто-нибудь проезжает. Двух пропущу, третьего проработаю.
– В общем, честный разбойник. Прекрасный пример для юношества. Ладно, двигай, мне за автогеном пора, приводы сниму с твоего байка. Он ведь тебе больше не понадобится. Так что, попрошу вперед, только без резких движений, они меня очень нервируют.