Я встал и подошёл к окну. Зрелище этого серого неба меня успокаивало. С гор опять спускался холодный фронт, деревья приобрели крепость стали. Те рельсы, конечно, вели на Грюнбах и Регенфельде, химические заводы «Фарбен». На выданном мне плане эта ветка не обозначена. Что из этого следует? Ничего. Развал и некомпетентность.
– Как ваши финансовые раскопки?
– Я только приступила, – тихонько призналась Афрани, глядя на меня исподлобья. – Слишком много бумаг. Компьютер постоянно ломается. И нет связи. А знаете, Эрих, – она оживилась. – Оказывается, у «Эдема» много донаторов. А ещё говорят, что люди забыли о милосердии!
– Значит, не все, – резюмировал я. – А составьте-ка мне список этих добрых душ, Афрани! И вот что – не встречалась ли в вашем будущем списке фирма «Хербст»?
– Товарищество? Кстати, я тоже обратила внимание. Судя по всему, это небольшая фирма, которая почти не имеет контрактов и занимается медикаментами. Ума не приложу, как они сейчас выживают. Но видимо, дела идут неплохо, потому что «Хербст» снабжает «Эдем» лекарством и оборудованием и притом совершенно безвозмездно…
Погода портилась. Ветер гнал по воде мелкую, тонкую рябь с островками пены. Человек в резиновых сапогах прикатил тачку и принялся нагружать её листьями и вывороченным дёрном. В его сгорбленной фигурке было что-то уродливо-обезьянье. Рядом с кучей стояла бочка, очевидно, листву и мусор сжигали именно там.
– Вы думаете про контрафакт? Отсюда и этот вал смертей?
– Нет, – медленно сказал я. – Нет, Франхен, я так не думаю.
– Как вы сказали?
Её лицо озарилось светом какого-то задумчивого изумления. Я повторил про себя последнюю фразу и вперился в крысиную клетку. Невозможно работать. Впервые в жизни я попал в ситуацию, в которой невозможно работать, и будь я проклят, если знал, как мне теперь себя вести.
В коридоре зашуршали щётки. Потом кто-то постучал в дверь.
И, не дождавшись ответа, распахнул её настежь.
– Обед! – объявил Полли.
– Ну наконец-то, – сказал я. – Ты бы ещё год собирался!
Большая столовая «Эдема» –
– Возьмите ещё салата, – предложил Фриш.
Он расстегнул верхние пуговицы и сосредоточенно вытирал лоб платком. Тыльные стороны пальцев поросли жёсткой рыжеватой щетиной, под которой просвечивали веснушки.
– Благодарю.
Я разглядывал стариков.
Славный ареопаг – сервиз на двенадцать персон. Таинственный грипп выкосил всех лежачих. Оставшиеся же отнюдь не выглядели истощёнными. Прямо напротив меня один из них хлебал суп и целился остриём ложки в хлебный мякиш, уже надкусанный с обеих сторон.
О, они не теряли времени даром!
Я видел то, что и ожидал увидеть: покрасневшие плеши, вставные коронки, иссохшие груди, но эти обломки, эти динозавры и мамонты хотели жить, жажда жизни выражалась в их аппетите, и они ели, жевали, клацали, с шумом обсасывали хрящи, чавкали, рыгали, отпихивали руку соседа и ели опять: ветераны, прошедшие суровую школу банковских крахов, пережившие падение марки и третье красное ноября, генералы дворовых путчей и мирные танкостроители. Я верю – громче всего за человека говорит его голод.
Хочешь узнать собеседника – взгляни, как он ест.
– Вы же позволите мне пройтись по комнатам перед ужином?
Я постарался сделать голос нейтральным и обратился к начальству, хотя больше всего меня интересовал Ланге. Он сидел за своим столом, как покойник на именинах, не притрагиваясь к еде.
– Как скажет доктор, – пухлая рука Фриша описала полукруг, долговязый угодливо хихикнул и подобрал салфеткой упавшую каплю соуса.
– Мои клиенты неразговорчивы.
Тарелка доктора оставалась девственно чистой – гадание на кофейной гуще показало зеро. Но я не собирался сдаваться:
– Вы же заверяли, что грипп сошёл на нет.
– Так это не грипп, – парировал Ланге, бесстрастно глядя на то, как старуха в красной кофте запихивает вилку себе в корсет. – А общее угасание телесных функций. Не беспокойтесь, инспектор, эта зараза заберёт вас ещё не скоро, в противовес банальному насморку. Наденьте халат. Сегодня я разрешаю вам аттракционы. Но имейте в виду, Коллер, если хоть кто-то из моих подопечных завтра чихнёт…
– Вы сделаете мне промывание?
Он даже не усмехнулся.
По неведомой причине интерьер в столовой заказали кубисту. Фиолетовые и красные линии вылезали из облаков и пропадали в треугольных колодцах. Место Бога-Отца занимал квадрат. Я сидел под люстрой в форме тетраэдра и чувствовал, что попал в геометрический рай.
– Оскорбление при исполнении, – одобрил Фриш, булькая мне вишнёвку. – Послушайте, инспектор, когда вы уже закончите ваш отчёт? Мне хочется поговорить с вами как с человеком. Хе-хе. Чем вы дышите? Любите ли вы девушек? А они вас? Да вы пейте, пейте!
– Я пью.
– Девушки, да. Женский пол. Мне сказали, вы сегодня ездили в Грау. У фрау Любенбах замечательные сестрички. Хотя вы при исполнении, я забыл. Зачем же вы туда ездили?
– Прогуляться, – сказал я. – Не люблю закрытых чуланов.