Конечная станция – Эдем

– Ну, «Эдем» вам не чулан! Хотя… могу понять. Помните, Коллер, я говорил о своём племяннике? У него тоже клаустрофобия. Окопный насморк. Современная медицина такое не лечит. Вы понимаете меня? Некоторые болезни вообще не требуют медицины.

– Разве что хирургии.

– Хох, верно! Да вы свойский парень, Коллер! Пейте, а потом допишите ваш отчёт и покажите мне. Процедура это запрещает, ну так пошлите к чёрту всех этих бюрократов. Канцелярия портит пищеварение. Полюбуйтесь: в голодные времена стариков съедали, а мы строим им храмы. Одного кирпича хватит на целое фабричное общежитие.

– Терпеть не могу общежития.

– И тут вы солидарны с доктором. Но я не о том. Я хотел сказать, до чего мы щедры. В одном затерянном папуасовом племени… на каких-то банановых островах – я читал в «Обозрении» Коха, – так вот, стариков используют, чтобы проверять воду. Проточной воды там нет, и лужи иногда загнивают. Понимаете? Дождевая вода делается ядовитой. Варварские обычаи. А вот мы с вами сидим в светлом, отапливаемом помещении, выстроенном специально для тех, кто утратил свою полезность, мы оторвали плоды от сердца… И я ещё добьюсь налоговых льгот. Только не глядите на стены! Художника мне прислали из «Веркбунда», сам я бы ни пфеннига не заплатил за такую мазню. На что вы там смотрите?

У колонны, полускрытый буфетной стойкой, стоял Гуго. Одетый как больничный официант, он держал в руках стакан и полотенце, но ничего не делал, только неотрывно пялился на меня. Неотрывно и зачарованно. Так мучается футуристический ангел. Он силится закричать и не может, потому что художник забыл пририсовать ему рот.

Глава 7. Железный фронт

В этом крыле – лишь одинаковые двери с бежевыми табличками. Скромно моргает синяя лампочка. На сестринском пункте сквозняк мотает ушки марлевых штор и перелистывает тетрадь; никого нет, вечер, успокоение.

Я осторожно постучался.

– Войдите.

При входе я испытал сильное раздражение. Я опять выпил, хотя намеревался не пить. Старик, неподвижно сидящий в кресле, протянул палец, указывая на табурет.

– Присядьте, пожалуйста. Вы же инспектор?

– Да, – сказал я. – Инспектор.

Жёсткое рукопожатие отдавало артритом.

– Меня зовут Эрих Коллер.

– Я знаю. Йозеф Мауэр. Вы пришли по делу или посмотреть, как мы тут плетём корзиночки?

Наверное, в молодости у него была огненно-красная шевелюра. Сейчас клочки седых волос имели оттенок ржавчины, которую кто-то долго тёр проволочной мочалкой.

– Я бы посмотрел, что вы тут плетёте. Собственно, для этого я и приехал. И до меня здесь уже побывал один человек, возможно, вы его помните? Герман Хеллиг.

– Может, – он пошевелился под своим пледом, устраиваясь поудобнее. – Это очень возможно. Только меня с ним не познакомили. Я ведь не на хорошем счету – капризен, задаю вопросы. Старую мебель гостям не показывают.

– Но я-то здесь.

– Так, может быть, вы не гость?

Безусловно, он не был крестьянином, слишком уж пропитался желчью и щелочью. Эта спрятанная усмешка в жёстких морщинах говорила о привычке к сильному ветру. Пальцы на месте, значит, работал не на станке. У нас говорили: хороший сапёр тащит в дом чужие обмотки.

– Вы работали здесь раньше. Уборщиком.

Он нахмурился:

– Так и написано в карточке? Поганец Алек! Работай – не работай, всё едино, скажут: коптил небо. У меня тридцать лет стажа, а с лопатой ходил два или три месяца. Совсем ничего. Слушайте, вы же знакомы с инспекцией по труду? Так и сообщите куда нужно про всё это безобразие! Сообщите! Сооб… Про всё… про… Хотя не нужно. Ничего не нужно.

Голос упал. Последние капли звука скатились с губ, и он замолчал.

Молчал и я.

– Жизнь впустую. Как это вам понравится?

Пауза. Он очень хотел, чтобы я начал его расспрашивать. За окном дождь постукивал о стекло, и я подумал о том, где сейчас Афрани. Нельзя выпускать её из виду. Никак нельзя. Есть бочка с листьями и огромное количество сточных труб, где-то под цоколем, наверняка, есть подвал, и где-то должен быть морг, где они хранят трупы, пока «Рейлбанн-экспресс» не увезёт их обратно на родину.

– По крайней мере, здесь очень обильно кормят. Как инспектор, вы должны были это отметить.

– Я и отметил.

– И что?

Я пожал плечами.

– На передовых позициях всегда кормят прилично.

– Стало быть, вы поняли.

Он прикрыл глаза – измождённый старик, похожий на летучую мышь. Любопытно, в качестве кого он трудился прежде? Конторщик, телефонист или разнорабочий? Мне бы пригодились умелые руки.

– Путеец, – сказал он, словно прочитав мои мысли. – В прошлом путевой инженер. Вы, друг мой, не смотрите, что я тощ, как пугало. Рак желудка никого не делает красавцем. Между прочим, у вас тоже бланш под глазом, а я не зову на помощь.

– Это знак отличия.

– Знак того, что вы молодой болван. И они вас не выпустят.

– Жизнь – мозаика, – возразил я.