Конек Чайковской

Когда последние, победные оценки появились на табло, можно было всплакнуть от радости – но это не мое. Я просто сказала им: «С этой минуты мы начинаем подготовку к олимпийскому сезону». Это не черствость и не цинизм – это профессиональный подход к спорту высших достижений.

И мы к новому сезону подготовились. На традиционный Международный турнир на приз газеты «Нувель де Моску» в столицу прилетел Лоуренс Демми. Поздравил нас с чемпионством, захотел посмотреть новую программу. Увидев ее, Демми признал, что постановка кажется ему лучшей за всю историю существования оригинальных танцев. Просил повторить, записывал что-то в блокнот. Произвольная тоже произвела сильный эффект. Но тут Демми предложил сохранить первую часть из прежней программы. Объяснив, что именно танго прекрасно вводит каждого в мир танца. А в финале произвольной, под рок-н-ролл, солидный бывший чемпион встал и стал отбивать ритм. Он произнес слово «ошеломлен!» Ошеломлен Демми оказался настолько, что предложил внести рок-н-ролл после Олимпиады-80 в число оригинальных танцев для всех.

Ошеломлены оказались и судьи – на чемпионатах Европы и мира 1979 года Линичук и Карпоносов стали лучшими.

При той страшной ситуации, которая сложилась для советских спортсменов на зимней Олимпиаде в американском Лейк-Плэсиде в 1980 году – мы не могли выигрывать. Атмосфера после ввода советских войск в Афганистан была, мягко говоря, не слишком дружелюбной по отношению к нам.

В судейской бригаде оказалось пять представителей западных государств и четыре арбитра из стран так называемого социалистического лагеря. То есть ни с какого бока советская пара не должна была оказаться первой. Я тогда думала, глядя на эту судейскую бригаду: хоть бы вторыми стать, обыграв Моисееву с Миненковым! Потому что Европу-то мы у воспитанников Тарасовой выиграли – чемпионат проходил в Гетеборге, и между нами еще венгры смогли вклиниться, Кристина Регоци и Андраш Шаллаи.

Когда Линичук и Карпоносов победили на зимних Играх – 80, наверное, счастливее меня не было на свете человека.

Мы победили с перевесом в один судейский голос. Для Наташи с Геной это было чудо и счастье, для Ирины с Андреем и их тренера – удар. Они знали, что третьей Олимпиады у них вместе с этим тренером не будет.

А я ушла ото всех – чтобы не видеть никого и чтобы меня никто не видел.

И я осталась одна еще и потому, что муж мой в это время плутал на машине с переводчиком главы Госкомспорта Сергея Павлова по окрестным горам и никак дорогу к отелю не мог найти. Заблудились в 60 километрах от Лейк-Плэсида и прокатались где-то всю ночь.

Ну а нас отвезли в Олимпийскую деревню – куда же нас еще везти? Я закрылась в номере и легла спать.

Потом, в 1981-м, после бронзового для них чемпионата Европы, решение о том, что им пора уходить, приму я. Да, я сняла Линичук и Карпоносова с чемпионата мира. Возможно, обидев их этим. Но Наташа Бестемьянова и Серей Букин уже явно выходили на первые роли. Оля Воложинская и Саша Свинин набрали отличную форму, и мне пришлось объяснять второй моей чемпионской паре, что уходить всегда лучше непобежденными.

У них был потенциал стать тренерами – и они ими стали. Уехали в Америку. Достигли там высот. Я не могу сказать, что их тренерские успехи – это продолжение моих тренерских успехов. Наталья и Геннадий пошли своим путем.

В какой-то момент наша Федерация фигурного катания начала отправлять кандидатов в сборную страны туда, к Линичук и Карпоносову. Там, в США, возник как бы центр подготовки, такой американский выездной. Возможно, на подготовку российских фигуристов в этом центре выделялись какие-то бюджетные деньги – точно я этого не знаю.

Отношения Натальи и Геннадия с нами, тренерами «старой школы» – Тарасовой, Дубовой, Москвиной, Чайковской, – изменились. Они, живущие в Америке, как бы представляли новую волну – как казалось им и людям в Федерации. А мы, «ветераны» тренерского цеха, оказались будто бы вне мировых трендов. Ну так, наверное, хотелось думать тогдашнему руководству отечественного фигурного катания.

На чемпионате Европы – 96 в Софии мои бывшие ученики Линичук и Карпоносов написали (а может быть, просто подписали) письмо: что-то насчет того, что Чайковская, как все видят, уже не молода. И методы ее устарели.

Сама я послания того не читала – знаю его содержание в пересказе. Главный посыл прост: я не должна вмешиваться в то направление танцев на льду, по которому оно шло в тот момент.

Мой муж Анатолий Чайковский с тех пор перестал с ними разговаривать. Я же с Наташей и Геной тот их «софийский» поступок не обсуждала. И не хочу. Но по тому, как они со мной с тех пор общаются, чувствуют они себя неловко.

Мне не были интересны ни содержание письма, ни повод, по которому оно появилось. Мне было понятно, кто «подсказал» Линичук эту идею, и было очевидно, почему она согласилась. Остается сожалеть и по поводу организаторов, и по поводу исполнителей.

Не могу сказать, что я простила своих учеников. Но этот поступок более чем двадцатилетней давности разрушил в наших отношениях то, что уже никому никогда не восстановить.