После Олимпиады-80 года моему мужу Чайковскому, руководителю пресс-центра Игр в «Лужниках», вручали в Кремле орден Дружбы народов – и вручал от имени партии и правительства Борис Пастухов.
Пастухов много помогал нашей семье во многих сложных ситуациях. В том числе, когда речь шла о помощи лучших врачей.
Евгений Примаков
С Евгением Максимовичем я была знакома с 1972 года. Знакомство состоялось в Нью-Йорке.
Группа советских фигуристов впервые в истории собиралась отправиться в тур по Северной Америке после чемпионата мира в Калгари.
Это было немыслимое дело – месяц кататься по Канаде и США с одним только тренером Чайковской и без «сопровождения» из Москвы.
Наверху решили, что в течение всего турне нас будут опекать опытные журналисты, много лет работающие за рубежом.
Присматривать за нами поручили Томасу Колесниченко, собственному корреспонденту «Правды» в США, Константину Гейвандову, собкору «Известий» и Евгению Примакову, который тогда защищал кандидатскую или докторскую в Гарварде.
Примаков дружил с Колесниченко, жил в его огромной квартире в Нью-Йорке и ездил оттуда в Гарвард.
Вот нас эти журналисты вместе с посольскими и консульскими работниками передавали с рук на руки в разных городах.
В Нью-Йорке в отеле, где мы поселились, вдруг появился Колесниченко. Которому позвонил Гейвандов, работавший с нами на только что закончившемся чемпионате мира.
– Здравствуйте, Леночка, я друг Кости, – говорит нам Томас.
– Ну здравствуйте. Вам нужно интервью?
– Нет, это я хочу узнать, что вам нужно. Я к вам приставлен.
И после этого Томас показал нам Нью-Йорк, каким его никогда не видят туристы.
В один из дней Колесниченко пригласил нас к себе домой, в шестикомнатную квартиру – там сидели Евгений Примаков и Мэлор Стуруа. А знаменитая, любимая Брежневым народная артистка СССР Людмила Зыкина пела со своим ансамблем. И пела она час.
Пообщались мы очень тепло.
Потом мы полетели в Бостон выступать, Примаков направился туда же – Гарвард недалеко от Бостона. И вот он начал мне присылать гвоздики. Первый букет принесли чуть ли не в полночь.
И так в каждом городе, где мы выступали, – гвоздики в номер. Потом я ему это вспоминала, а Примаков отшучивался: «Да это не я, это Колесниченко!»
Не могу сказать, что Евгений Максимович интересовался фигурным катанием. Его интересовали неординарные фигуры с нетривиальным складом характера и ума – и он меня к таким отнес. Примаков изучал природу человеческой личности.
Мы потом много лет встречались с Евгением Максимовичем в Москве. В том числе у его хирурга-онколога Бориса Толокнова, который меня спасал в 1990 году. Этот врач был близким другом Примакова, и встречались мы у него дома.
Внучку Примакова (как и ранее внучку Щелокова) я катала в своей группе.
А компания у нас собиралась такая: Примаков с женой, я с мужем, хирург Борис Толокнов с женой-грузинкой и писатель-сатирик Гриша Горин. В таком составе мы собирались часто. Примакова в те годы уже сопровождала охрана.
Евгений Максимович был невероятным рассказчиком, очень смешно «травил» анекдоты, часто неприличные, пел как настоящий грузин. И стол был грузинский – жена Толокнова старалась.
Эти посиделки всегда были праздником. Примаков с удивительным юмором ускользал от тех тем, которые обсуждать он не хотел или не мог. Он был очень галантен с дамами.
Когда ушел из правительства и возглавил Торгово-промышленную палату, Пастухов пошел к нему заместителем.
Уровень нашего общения был сугубо личным. Он никогда не касался работы Евгения Максимовича. Сложился такой кружок интеллектуалов, которым было интересно общаться друг с другом. Про фигурное катание спрашивали тоже. Но только в плане информации.
У Примакова, несмотря на все его серьезные должности, в том числе связанные с государственными секретами, всегда была удивительная внутренняя свобода.
Людмила Гурченко
С суперзвездой советского кино Люсей Гурченко мы познакомились поздно, в 90-е.
Мы с нею стали первыми женщинами в возрожденном Московском Английском клубе.
Люсю, как мне показалось, вообще все немножко побаивались, потому что она, будучи человеком в своем деле бескомпромиссным, могла так «пульнуть»… И вдруг она сама ко мне подлетела:
– Лена, знаешь, что я тебе скажу? Когда меня гнобили, когда у меня не было в жизни работы, не было ничего и я существовала без мужей, без денег, без будущего, я тогда жила двумя вещами: Плисецкой, которую смотрела по телевизору в роли Кармен, и тобою с твоими учениками.
Она мне такое сказала, и я даже прослезилась. Я ей ответила, что смотрела ее фильмы, когда еще сама каталась – тогда только-только вышла «Карнавальная ночь». Перед поездкой в мою первую командировку за рубеж со сборной СССР, в Чехословакию, мы с Таней Лихаревой, чемпионкой Союза, пошли смотреть именно этот фильм.
У нас с Гурченко сложились душевные отношения. Люся была гениальным человеком. Такой музыкальности редчайшей сегодня уже не сыскать. А как она играла?! И в спектаклях того же Ширвиндта, и в антрепризах.
Люся собирала изделия из зеленого стекла. Она мне как-то сказала: