Я люблю выполнять дела по очереди. Например, сегодня я знаю, что надо к трем приготовить жаркое, но я выкроила блузку из отреза органзы и дала себе слово, что не приступлю ни к чему другому, пока не закончу шить рукава. Вот, все готово. У меня есть небольшая коробочка, мне нравится все доставать оттуда по очереди, а потом складывать обратно. Вот так. Еще мне нравится читать книгу сразу, от начала до конца. Нравится перебирать буквы по очереди, а потом закрывать ее и откладывать в сторону. Перед тем как заняться рукавами, я всего лишь почистила морковь для блюда на ужин, остальное сделаю, когда закончу с ними. Я буду ужинать здесь, с тобой, и не уйду, пока ты что-нибудь не съешь.
Мой разум подобен яркому свету, он выделяет из общей массы то одну мысль, то другую. Часто источник его приближается слишком, и она начинает быстро сохнуть и уменьшаться в размерах. Я имею в виду то время, те три года, когда ты находился в одной стране, а я – в другой. Стоя в саду с картой, я водила по ней пальцем, понимая, что не могу четко представить тебя. Я не могла воссоздать твой образ перед глазами. Не могла точно вспомнить голос. Тебя нарисовало воображение, ты казался прекрасным. А потом все произошло очень быстро, и вот мы живем вдвоем в двух комнатах. И мне совсем не нравится тот человек, который сидит напротив меня за столом. Я смотрела на мыски своих туфель, пытаясь вспомнить то лицо, которое когда-то возникло в затуманенном воображении, в том саду отца, у меня появилось желание сказать своему сердцу: «Посмотри, ведь это тот же самый человек». Но другого тебя я не смогла вспомнить, не смогла восстановить тот мимолетный, придуманный образ.
Все, на что я смотрю в упор, о чем размышляю сосредоточившись, все, чему придумываю название, – все превращается в камень.
Ты оказался не таким, каким я ожидала. Все было именно настолько плохо, как ты и опасался. Ты меня разочаровал. Если не откроешь глаза и не запрокинешь голову, я наговорю тебе еще немало. Будь уверен, я это сделаю.
Я сделаю, ты меня знаешь.
Ты опять меня разочаровал.
Поверь, я испытываю угрызения совести из-за своего такого чувства, я складываю все в маленькую коробочку и закрываю крышку. Милый, я пыталась закрыть ее все прошедшие годы. И все же есть одна эмоция, которая не пожелала туда помещаться; и это совсем не та мысль, как тебе может казаться. Совсем не «все пережитое, бывает, иногда заволакивает тьма, иногда более темная, иногда менее».
Ты можешь возразить, что я не имею права обращать внимание на ошибки, совершенные по подсказке сердца. На угрызения совести, испытываемые, например, по поводу того искреннего признания – столь недоброго поступка. А ведь у меня есть немало гораздо более серьезных поводов для раскаяния. Я горжусь способностью хорошо совершать то порочное, за что беру деньги, я совершенствовалась, оттачивала свое мастерство. Я пыталась найти в себя раскаяние, но тщетно. Если бы хотела, я уверена, смогла бы защититься, но сделала бы это, лишь испытав раскаяние.
Почему все надо объяснять? Почему мы должны говорить «потому что»? Мы перечисляем причины поступков, рассказываем себе небылицы, в которые верим, четко понимая, что они в лучшем случае не совсем правдивы.
Помню, как-то ты ел грушу, зубами сдирал мякоть с самой сердцевины. Очень тщательно и дотошно. (Мы шли с тобой под руку из кинотеатра, где ты затеял игру – мы придумывали и шептали друг другу значения слов, которые не понимали.) Я тогда впервые пошутила на английском, сказав, что ты проник в самое сердце груши. Ты рассмеялся, а потом сунул огрызок в рот и проглотил. Мы потом еще размышляли, зачем ты это сделал. Что на тебя нашло, зачем ты съел семечки, хвостик и все остальное? И вот через два дня, когда я потеряла надежду получить объяснение, ты сказал, ты предложил вариант, каким бы он ни казался (пусть и бессмысленным): «Я сделал это специально». И это было совсем не то «потому что», на которое мы оба рассчитывали. Но другого ответа не прозвучало.
Любимый мой, мое покаяние, мое утешение, я не люблю хаос, как ты однажды заметил. Я чувствую все, даже противоположное, часто даже одновременно в той же самой части себя. Ты падал с лестницы, а я надеялась, что ты будешь падать и дальше, а одновременно, что встанешь, вернешься и, войдя, закроешь за собой дверь.
Я очень хочу, чтобы прекратился дождь. Может, тогда эти лошади не будут выглядеть такими жалкими, будто спящими стоя, пока струи воды все хлещут их по бокам, заставляя в ответ подниматься в воздух пар.
Я снова и снова возвращаюсь в родной дом, в тот последний вечер перед отъездом. Помню, как сгущается ночь. Сейчас октябрь, вечер ранний, идет дождь, который скоро кончится. Гниют выброшенные очистки овощей. На холме мелькают фонари людей, покидающих виноградники. Мама в доме, она тянет за цепочку деревянные ставни, пытаясь закрыть их, чтобы сохранить тепло.