«Пугачев и его армия — это пастух и стадо. Стадо — самовольно, тогда и пастух обращается в ничто, слабого, с кнутом, человечка (развить это)».
«Разговоры (откровенные) атаманов с Пугачевым:
Пугачев: Один другому говорит: я его мешищем-то бух да бух, а он меня безменчиком-то тюк да тюк. Ну, как думаете, кто кого? Гора наше, атаманы, что у нас в руках не безмен, а огромный мешок, набитый сенной трухой».[17]
Однако часы уныния и подавленности сменялись у Пугачева, при всей безвыходности обстановки, подъемом чувств и мысли.
«Слова Пугачева: Ништо, други, — под конец деятельности говорил он. — От нашей войнишки по всей земле гулы идут: мертвые слышат, живые на ус мотают. Мы загинем, другие прочие, внуки-правнуки наши, за правое дело встанут. А волюшка будет на земле. Помяните мое слово — будет!»
И еще:
«Напоследок часто Пугачеву говорили: „Бросай игру!“ — но азарт, как взбесившийся крылатый конь, все нес и нес седока чрез счастье, чрез несчастье, к последней ставке, в смерть».
В тех же «памятках» писателя к последним дням Емельяна Ивановича находим следующие заметки:
«Великолепный трагический эпизод с отрядом Михельсона: 14 сентября снег, 15 — дождь с весьма холодным ветром. В его „малой передовой части“ за одну ночь пало до 70 лошадей, „от стужи померзло более 40 человек“; из них семеро тогда же и умерло, а прочих, изрубя повозки (степь) на огни, с трудом могли отогреть».
«Пугачев говорит с коня народу. Парень, разинув рот, с восторгом вслушивался в речь царя и думал: „Умный“. Затем стал рассматривать коня его. Белый конь прядал ушами, косился черными глазами на царя и, как бы понимая слова его, кивал согласно головой. А когда вниманье парня ослабевало, конь сердито всхрапывал и бил передней ногой землю. „И конь умный“, — думал парень».
«— Повелевать-то каждый может, а ты умей повиноваться».[18]
В первой книге романа, в главе 13-й второй части, рассказывается о приключениях Пугачева с дружком его, донским казаком Ванькою Семибратовым, в районе Камы; из-за нехватки в деньгах Емельян Иванович продал свою лошадь, по прозвищу Ласточка, «рыбьему человеку» — Карпу Карасю (приписному заводскому крестьянину, впоследствии пугачевцу). Во время марша Пугачева-«царя» с армией через село Котловку Емельян Иванович находит своего коня, получает его в дар от «рыбьего человека» и с тех пор не расстается с Ласточкой.
Сцена тяжелого раздумья Емельяна Ивановича подле своего друга-коня (после поражения под Царицыном) была написана, по свидетельству К. М. Шишковой, еще в 1940 году, но рукопись погибла.
Подходя к заключительной части своего произведения, В. Я. Шишков восстановил по памяти сцену, весьма характерную для душевного состояния Пугачева перед полной катастрофой.
В конце сцены с конем имеется приписка:
«Значит: 1) Одиночество, нс с кем вести большое дело, хорошие люди погибли. Он чувствует, что окружен врагами, что атаманам не до народа, атаманы будут спасать свои шкуры, бросят его, предадут. И 2) Боязнь ответственности перед народом за начатое и незавершенное дело: народ проклянет его…»
Настигаемый Михельсоном, Пугачев вынужден был в пути оставить старого полуслепого коня, расстаться со своей Ласточкой. Но и дальше Емельян Иванович нет-нет да и потянется мыслями к «верному другу». — Заметка:
«— Эх, будь что будет, — всею грудью вздохнул Пугачев. — А Катькины-то солдаты напирают на нас со всех сторон. — Он вспомнил слепую свою Ласточку и еще раз вздохнул».
Уж стонала степь под лавиною приближающихся полков Михельсона. Неумолимая рука истории готова была перевернуть последнюю страницу в книге грозных деяний Емельяна Ивановича Пугачева.
В сжатой описи событий к плану произведения, озаглавленной «Краткая хроника пугачевского движения», значится:
«24 августа (1774. — Вл. Б.). Окончательное поражение Пугачева под Сальниковой Ватагой (в 100 верстах от Царицына) и бегство его за Волгу. Пугачев потерял 2000 человек убитыми и до 6000 пленными, в числе их две малолетних дочери его — Аграфена и Христина. Убит главный войсковой атаман Андрей Овчинников.[19]
В начале боя пугачевцы отстреливались из пушек, но налетела кавалерия и посекла людей у пушек, а за кавалерией подоспела пехота. Люди Пугачева дрогнули, началось паническое бегство. Пугачев старался остановить бегущих: „Стой, стой“, — но все его усилия были напрасны».