Конец Емельяна Пугачева (очерк)

Писатель не без основания полагал, что известную роль в разгроме многотысячной «толпы» Пугачева сыграли атаманы-предатели, с их намеренною безучастностью к ходу сражения. Достаточно сказать, что, как видно из показаний Ивана Творогова, этот пожалованный за день перед боем в чин «генерал-поручика» командир, вместо активного руководства боевыми операциями, неотступно следовал за Пугачевым, чтобы не упускать его из глаз. «…Как мы с Чумаковым с вечера еще предчувствовали (!), — показывал впоследствии Творогов, — что толпа наша неминуемо разогнана будет, то в таком случае условились с ним не упускать злодея из глаз, чего ради с самого начала сражения и были при нем безотлучны, не отступая, так сказать, ни па шаг, а потому (!) и бежали с ним вместе».[20] Нечему удивляться, что артиллерия, находившаяся под командою Чумакова, была с первого же налета врага выведена из строя.

С уцелевшими людьми Пугачев перебрался на отнятых у рыбаков ладьях к острову, а с острова вплавь на конях — на луговой берег Волги.

Так «третий император» остался без армии и пушек, лишившись к тому же последних своих друзей: помимо пропавшего без вести Овчинникова, не смогли из-за крайней усталости коней переправиться с острова в степь Перфильев и Трофимов-Дубровский.

С Пугачевым спаслись Творогов, Чумаков, Федульев, Железнов и Бурнов, а при них 160 яицких казаков да «разночинцев». Была ночь, когда, отойдя от берега в глубь степи, беглецы расположились на ночлег. Тут же, улучив минуту, Творогов с Чумаковым занялись обсуждением, как и где предать своего вождя. Дело шло о спасении собственных голов, обреченных плахе. Было условлено, как показывал на допросе Творогов, открыться надежным хорунжим Ивану Федульеву, Тимофею Железнову, Дмитрию Арыкову, Ивану Бурнову.[21]

Эти люди, «как только им о сем открыли», с планом Творогова — Чумакова согласились и «дали слово уговорить к тому каждый своего приятеля».

По-видимому, «приятели» не заставили долго себя убеждать. Выдача Пугачева властям сулила не только избавление от лютой казни, а к тому же и прямые выгоды: кроме денежной награды в десять тысяч рублей, предатели могли рассчитывать на освобождение от государственных податей и от рекрутчины.

Невозможно допустить, что после всего бывшего под Царицыном и у Сальникова завода Пугачев не примечал в поведении спутников ничего подозрительного. Тем не менее он, как явствует из показаний его в тайной экспедиции, не переставал следить за порядком в пути. Так, при поездке на Узени к старцам-скрытникам, на вопрос Творогова, почему «царь-батюшка» взял для себя коня «не из лучших», Емельян Иванович ответил: «Я берегу хорошую-то лошадь вперед для себя и для вас».

Приберегая исправных коней на всякий худой случай, Пугачев не терял надежды на спасение себя и своих атаманов. И это, невзирая на подозрительное поведение последних. Ведь не раз и в прошлом атаманы «падали духом», и он, Пугачев, выручал их и себя. Не следует упускать здесь из виду и те черты в духовном облике Пугачева, которые не раз подчеркивались В. Я. Шишковым: большую терпимость к людским слабостям и грехам, в которых Емельян Иванович считал повинным также и себя.

Судьба Пугачева была связана с судьбою всего восстания. Он не мог теперь ни на что рассчитывать, кроме как на собственные силы. И он продолжал верить, что еще не до конца «обремизился». К тому же жизнелюбие видавшего виды человека было неистощимо в нем. А потому: «не вешай, Емельян, головы, пока ты еще не у плахи! Меж тем плаху готовили ему уже не только слуги царицы, но и его вчерашние соратники. „Развенчанный“ в ходе событий, он оказался в окружении, большое кольцо которого — войска Михельсона,[22] малое — атаманы-предатели с приятелями».

«Заговор, — значится в „Плане“ писателя к последней части романа. — Душа заговора — Творогов (он и за Стешу зол на „батюшку“). Скитание по степи, к Элтонскому озеру. Выпал снег ранний. Голод. У старцев-скрытников на Узени. Отметить: пятеро клятву приносили, коих нет в живых,[23] и пятеро предателей. Заговор пятерых — Творогова, Чумакова, Федульева, Железнова, Бурнова. Арест Пугачева — смотри показания Творогова: „Пугачевщина“, т. 2, стр. 156–159».

Главу о предательстве писатель предполагал начать, как видно из его заметок, в духе сделанной им из «Пугачевщины» (т. 2, стр. 407) выписки:

«Пока военное командование напрягало все силы к поимке „главного злодея“, думая достигнуть этого военною рукой, яицкие казаки, прошедшие с Пугачевым весь победоносный путь от Яика, на Яик же и вернулись ровно через год и передали власти своего вождя».