Конец партии: Воспламенение (СИ)

Что ж, по его мнению, разговор подождать не мог. Безразлично пожав плечами, я оставила ложку на столе и послушно последовала вслед за Робеспьером в его кабинет. Мне уже давно не приходилось тут бывать, но за это время в обстановке ничего не изменилось: кажется, даже стопки бумаг, которыми был заставлен стол, не сдвинулись ни на сантиметр. Уже не дожидаясь приглашения, я опустилась на стул.

- Я слушаю, - свою статью я на столе не увидела и начала невнятно беспокоиться, мало ли что могло прийти Робеспьеру в голову. - Вы о чем хотели поговорить?

Он ответил не сразу - так посмотрел на меня из-за своих холодно блеснувших очков, что мне стало не по себе. Помнится, Огюстен говорил, что до начала своей политической карьеры его старший брат был адвокатом - так вот, наверное, когда он так смотрел на прокурора, тот убегал с воплями ужаса.

- Ваша статья, - наконец медленно начал Робеспьер, не отрывая от меня взгляда, будто в стремлении загипнотизировать. - Я ее прочитал.

Я оживилась:

- И как? Вам понравилось?

Максимилиан поджал губы. Кажется, он не готовил ответ на такой вопрос.

- Сложно говорить, понравилось мне или нет, - наконец сказал он осторожно, будто каждое слово было для него, как шаг йога по иголкам. - У вас есть талант, это несомненно. Сомнения у меня по поводу другого - правильно ли вы его употребляете.

Последняя фраза была произнесена той неопределенной интонацией, которая не давала возможности понять, спрашивает он или утверждает. Еще не понимая, почему, но чувствуя, что сейчас что-то будет, я поерзала на стуле - тот неожиданно показался мне ужасно неудобным.

- А что? - наконец спросила я, расхрабрившись.

- Понимаете, Натали, - заговорил Робеспьер, сцепляя руки в замок и облокачиваясь на стол; я непроизвольно вжалась в спинку стула, - я верю, что вами руководили исключительно благие намерения, но некоторые части вашей статьи показались мне… спорными.

- Какие, например?

- Например, та, где вы утверждаете, что стремление казнить людей вытекает из истерии, глупой и опасной, - в голосе Робеспьера звучала легкая прохлада, за которой легко можно было почувствовать еле уловимое дыхание угрозы. - Конечно, вы не имели в виду ничего дурного, но, если вы опубликуете это, то очень многие могут усмотреть в ваших рассуждениях сомнения в революционном правосудии.

“Опасность”, - мигом стукнуло у меня в голове. В статье я без конца повторяла слово “благоразумие” и сейчас ясно понимала, что самым благоразумным для меня будет шумно откреститься от своих слов, уйти и никогда больше не вспоминать ни свою статью, ни этот разговор. Года два-три назад я бы так и сделала. Обязательно.

- А почему бы нет? - возразила я, позволяя себе немного расслабиться и даже закинуть ногу на ногу. - Вы же не будете утверждать, что не было казнено ни одного невиновного.

Лицо Робеспьера осталось бесстрастным.

- Конечно же, я буду это утверждать, - произнес он, как нечто само собой разумеющееся. - И посоветовал бы вам принять мою точку зрения.

Одного последнего заявления было достаточно, чтобы я ощетинилась.

- А если я с ней не соглашусь?

Тишина, повисшая между нами, почти зазвенела от напряжения, как натянутая нить. Достаточно было всего одного неловкого слова или движения, чтобы ее перерезать, и что будет потом - я представить не могла, потому что за этой гранью не было ничего. Только пустота, черная и бездонная - та самая, которую я видела воочию в камере федералистов в Консьержери.

- Натали, - Робеспьер заговорил вновь, будто бы с усилием, - вам не стоит рассуждать на эту тему в таком ключе, поверьте мне. Нет ни одного доказательства, что был осужден хоть один невиновный.

- Хотите, - вдруг предложила я с непонятным азартом, - я вам их достану?

- Вам действительно хочется вернуться к Фукье-Тенвилю?

Я посмотрела на него, как в нашу первую встречу, и ощутила, что во мне снова поднимает голову страх - тот самый, который я испытала, встретившись в Консьержери с этим человеком, неказистым, бледным и сосредоточенным. В его облике и тогда не было ничего угрожающего, но одного взгляда мне хватило, чтобы почувствовать исходящую от него опасность. А чутье, как я уже упоминала, редко подводило меня.

- Ну что вы, - я нервно рассмеялась и вдруг обратила внимание, что сижу, до боли в костяшках пальцев сжав край столешницы, - я же говорю гипотетически, верно? Не собираюсь же я прямо сейчас идти в Консьержери…

- Конечно, не собираетесь, - охотно согласился Робеспьер. - Вы должны пообещать мне, что нигде и никогда не опубликуете то, что написали. Ради вашего же спокойствия и безопасности.

Его глаза, странно побелевшие, смотрели мне, казалось, прямо в душу, и не было ни одного способа закрыться от этого взгляда. Я коротко выдохнула, выпуская ни в чем не повинный стол. Напряжение спало, но совсем чуть-чуть, я ощущала, что всего несколько неосторожных слов вновь натянут его до предела.

- Ну, хорошо, - ответила я, будто принять решение мне ничего не стоило, - если вы так настаиваете - обещаю…