Конец партии: Воспламенение (СИ)

- Мы не нуждаемся в средствах и не стесняемся в них, - сказала Анжела, поднимаясь на ноги. - Я не поручусь за безопасность этого дома и всех его обитателей. В том числе и той милой девушки по имени Элеонора, которую я встретила внизу.

Робеспьер тоже начал подниматься - медленно, словно готовясь к броску. Они замерли в немом противостоянии друг против друга, разделенные лишь заваленным бумагами столом и громким тиканьем висящих на стене, ужасно спешащих часов.

- Вон отсюда, - отчетливо и зло произнес Робеспьер. Лицо его исказилось, судорожно задергалась правая щека. Анжела ответила ему взглядом, полным не меньшей решимости:

- Вы так уверены в себе сейчас? Не забудьте - мы делали эту революцию. Вы украли плоды нашей победы.

- Убирайтесь, - повторил он тем же самым тоном.

- Но это не значит, - она повысила голос, чтобы заглушить его собственный, - что мы исчезли. Многие из нас все еще живы, и некоторые - в вашем ближайшем окружении. Кому вы можете доверять? Подумайте об этом на досуге, когда будете планировать свою месть. Что бы вы ни делали, мы все равно обернем это против вас.

- Я не буду повторять в третий раз, - процедил он и переломил в руке чуть слышно хрустнувшее перо. Анжела лишь сочувственно покачала головой.

- Вы сами роете себе могилу, гражданин Робеспьер. Ну что ж, это ваше священное право.

И, не дав ему ответить, своим прежним уверенным шагом покинула кабинет. Робеспьер еще несколько секунд стоял неподвижно, прислушиваясь, как затихает внизу скрип ступеней, а потом рухнул обратно на стул, будто из его тела разом вытащили все кости. Все его тело била дрожь.

- Максим, - в кабинет осторожно заглянула Элеонора, - кто это приходил?

- Неважно, - проговорил он, закрывая лицо ладонями. - Запри калитку и входную дверь. Никого не пускай, даже если будут стучать.

- Но… - девушка хотела возразить, но Робеспьер перебил ее не терпящим возражений тоном:

- Пожалуйста, сделай, как я говорю. Не спрашивай ничего.

Больше Элеонора не спорила и, послушно кивнув, удалилась. Робеспьер, оставшись сидеть, отнял руки от лица и устремил задумчивый взгляд за окно, где в небе медленно сгущалась ночь. О чем он думал в тот момент, неизвестно.

 

В темноте переулков кто-то, ужасно фальшивя, распевал “Ca ira”. Песня эта никогда мне не нравилась, но была ужасно приставучая и вязнула в зубах не хуже ириски - стоило мне услышать ее один раз, как она напрочь въедалась в мой мозг, и мне не оставалось ничего делать, кроме как подпевать и надеяться, что она когда-нибудь отвяжется.

- Ca ira, ca ira… - напевала я, приближаясь к дому, пока не заставила себя прикусить язык и сплюнуть. После всего, что произошло, петь “Все пойдет на лад” казалось каким-то издевательским и насмешливым пророчеством. Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять - дальше будет только хуже. И гадать, в какие дебри все скатится, было бесполезно - мне казалось, что, что бы я себе ни навоображала, реальность окажется еще более гнетущей и устрашающей.

Продолжая чертыхаться и отгонять от себя назойливую мелодию, я подошла к калитке и несколько раз постучала. Ключ я, как назло, забыла, не думая, что вернусь в дом так поздно, так что пришлось стучать громче, чтобы кого-нибудь разбудить. Но ответа мне не было.

- Да какого хрена, - мутно ругнулась я и ударила в калитку еще раз, сильнее и требовательнее. Но откликнулось мне лишь разнесшееся в тишине гулкое эхо.

- Чтоб вас всех, - не зная, кому точно адресовано это проклятие, буркнула я и, бесплодно подождав еще несколько минут, окончательно пришла к выводу, что ночевать на улице я не хочу. Пришлось идти на риск, а именно - обходить дом, выбираться на соседнюю улицу и лезть через ограду сада, который когда-то принадлежал монастырю кармелиток. Преодолев забор и густую зеленую изгородь, я могла попасть во внутренний двор, но сделать это оказалось не так просто, как я думала поначалу - забор был гладок, зацепиться было почти не за что, и я в нескольких местах продрала чулки и распорола себе рукав, прежде чем залезть на его вершину. Не знаю уж, как это выглядело со стороны, но, на мое счастье, в пустынном саду никого, кроме меня, не было.

Оставалось только прыгнуть вниз, но именно перед этим последним рывком я несколько секунд помедлила, не в силах решиться. Забор со стороны казался невысоким, но, сидя на его вершине, я поняла, что глаза меня обманули - в ограде было полтора моих роста, не меньше. Высоты я никогда особенно не боялась, но вот ломать себе ноги не хотелось. И все-таки лезть назад было еще опаснее, так что я, зажмурившись и вспомнив для пущего ободрения свои полеты с моста в Сену, все-таки оттолкнулась от забора и полетела вниз.