- А потом он умер, - сказал он, не меняя интонации. - Захрипел, забился… это было ужасно, черт возьми, я много чего видел в армии, Натали, но это было страшнее всего.
- Верю, - сказала я, ничуть не кривя при этом душой.
- И знаешь, в чем дело? У меня осталось впечатление, что я ему чего-то не успел сказать, - вдруг заявил Антуан с кривой, безрадостной ухмылкой. - Хотя я говорил ему много чего. “Уйди с глаз долой”, “Чтобы я тебя не видел”, “Когда же ты наконец исчезнешь”…
- Теперь жалеешь об этом? - я насмешливо приподняла бровь. Антуан помолчал немного и ответил неожиданно серьезно:
- Не об этом. Жалею, что не извинился.
Если бы я пила в этот момент, то, наверное, расплескала бы вино себе на одежду. Но бокал мой был давно пуст, и мне лень было протянуть руку и наполнить его. Да я и не подумала об этом в тот момент - вытаращилась на Антуана, пытаясь понять, действительно ли он со мной говорит или кто-то другой принял его обличье.
- Извинился? - повторила я, пораженная.
- Именно, - откликнулся он. - Я вел себя, как полная сволочь, а теперь уже никогда не смогу это исправить.
Я вдруг поняла, что именно изменилось в нем. Дело было и во взгляде, утратившем ребяческую живость и теперь будто припорошенном пеплом, и в голосе, в котором проступили какие-то новые, не слышанные мною ранее нотки, и в словах, которые он произносил сейчас, и никогда не произнес бы ранее; дело было во всем сразу и ни в чем - было еще что-то сверх этого, что-то, чему я наконец смогла дать название.
- Ты повзрослел, - тихо сказала я и все-таки наполнила свой бокал. Антуан неопределенно повел плечами.
- Ты думаешь?.. Неважно. Важно другое. Что я наделал?
Я молча покачала головой, давая понять, что у меня нет ответа на его вопрос.
- Что мы все наделали? - спросил он почти неслышно и, как мне показалось, с полным осознанием собственной обреченности.
Но вряд ли в мире существовал хоть один человек, который был готов дать ему ответ.
Из кафе нас вскоре выгнали, сообщив, что заведение закрывается, и мы переместились в другое, затем в третье, а потом, когда начало подступать утро, каким-то образом оказались на квартире Антуана в компании еще одной бутылки. Пьяны мы были совершенно, и этим были чрезвычайно довольны.
- Оставайся у меня, - Сен-Жюст обвел комнату широким жестом и чуть не упал со стула при этом. - Места много.
Я подозрительно посмотрела на него. Вернее - попыталась подозрительно посмотреть, потому что выпитое отняло у меня способность внятно выражать свои эмоции. Но это была цена, которую я готова была заплатить, ведь вместе с этим оно забирало и способность чувствовать их.
- Не-е-е, - протянул Антуан, качая головой; она при этом моталась из стороны в сторону, как у болванчика. - Ничего… ничего такого. Просто как ты в таком виде домой-то пойдешь?..
Резон в его словах был, но я на всякий случай еще уточнила:
- Ничего такого? Точно?
- Точно, - заверил он меня, и я посчитала его голос вполне искренним. - Мне просто… ну, после всего этого… неуютно одному спать. В армии-то тебя черта с два наедине с собой оставят, всем вечно что-то надо… я, в общем, даже не с тобой лягу, а сюда, на диван…
Синий диван, единственное яркое пятно в обстановке комнаты, оставался на своем месте, и был, кажется, даже больше потерт, чем тогда, когда мне довелось последний раз лицезреть его. На него Сен-Жюст смотрел почти с гордностью, как на собственное детище.
- Ты даже не представляешь, сколько он повидал, - сказал он умиленно. - Вот выйду на покой лет через… хм… тридцать, куплю себе домишко в какой-нибудь дыре и буду писать мемуары… да, мемуары от лица этого дивана. А ему, знаешь ли, есть что рассказать…
- Верю, - и снова я была совершенно честна, произнося это. Но продолжать разговор у меня не было сил, в голове мутилось, и ужасно клонило в сон. Поймав себя на том, что начинаю задремывать сидя, я тряхнула головой и обратилась к погрузившемуся в размышления Сен-Жюсту:
- Может, ляжем спать? Я устала.
- Как раз хотел предложить, - сказал он и поставил бокал на столик. - Умыться принести?
- Завтра, - зевнула я и, скидывая на ходу камзол и жилет, поплелась к уже застеленной кровати. Я юркнула под одеяло, Антуан довольствовался пледом и второй подушкой - удивительно, но на диване, который, как мне казалось раньше, был весьма скромных габаритов, ему удалось вытянуться в полный рост.
- Спокойного утра, - услышала я его сонное бормотание.
- Спокойной, - ответила я и почти сразу провалилась в сон. Остаток ночи и утро прошли совершенно спокойно, только один раз мне сквозь сон показалось, что кто-то поправляет на мне сбившееся одеяло и, обдав щеку теплым дыханием, касается губами виска. Но это было, конечно же, невозможно, ибо в квартире не было никого, кроме нас с Антуаном, а он, так же, как и я, проспал почти до полудня, как сурок.