Конец партии: Воспламенение (СИ)

С ним я была полностью согласна и идти была готова куда угодно. Жидкость из чашки я вылила в цветочный горшок от греха подальше - маловероятно, что кто-то решит попить из моей кружки, но вдруг? Я не хотела больше становиться причиной чей-то смерти, и так вокруг меня погибло слишком много людей.

Робеспьер все еще оставался в гостиной, и по тому, какими взглядами они обменялись с Сен-Жюстом, я поняла, что между ними натянулось какое-то невидимое, но от того не менее пронзительное напряжение. Даже рука Антуана на моем локте сжалась сильнее, словно он хотел привлечь меня к себе и защитить. Робеспьер молча отвернулся с таким видом, будто мы его не интересовали вовсе. Он сделал это как раз вовремя - к нему вновь подошла вернувшаяся из кухни Нора. Секунда - и они снова были заняты исключительно друг другом.

- Я слышал, что между ними происходит, - сказал Антуан, выйдя вместе со мной на улицу, но больше никаких комментариев отпускать не стал. Это было до того на него не похоже, что я немного испугалась, и выдала первое, что в голову пришло, чтобы чем-то забить образовавшуюся между нами тишину.

- Я им завидую. Они счастливы.

Вздох, вырвавшийся у моего спутника из груди, заставил меня нервничать еще больше. Он мог принадлежать пожилому, умудренному опытом и побитому жизнью человеку, но никак не Антуану - ни веселому, жизнелюбивому парню, которого я знала раньше, ни холодному, не знающему сомнений архангелу смерти. Что-то необратимо изменилось в Антуане, словно его переломило надвое, а потом собрало обратно, но неумело и неуклюже, так, что остался на месте слома уродливый, не желающий сходить шрам.

- Пойдем, - тихо произнес Антуан и вывел меня за калитку. Я в молчании последовала за ним, на всякий случай взяла его за руку, чтобы убедиться, что он точно идет рядом со мной, а не призрак, примерещившийся моему угасающему сознанию. Мы петляли по улицам недолго - опустились за стол в ближайшем кафе, полупустом и сонном от жары, последние несколько дней не перестававшей душить город даже ночью. Первый бокал вина Антуан выпил, как и всегда, залпом, но я несказанно удивилась, когда та же участь настигла и второй.

- Что это с тобой? - спросила я, делая глоток. Взгляд Сен-Жюста, устремленный на меня, оставался удивительно ясным.

- Я не хотел никому говорить. Но мне надо. Послушаешь?

- Конечно, - сказала я, даже обидевшись, что он мог во мне усомниться. Впрочем, спустя секунду я пристыдила себя, вспомнив, чем кончилась наша предыдущая беседа. И как я могла тогда так говорить с Антуаном? Уж кто-то, а он никогда не желал мне никакого зла. Мне захотелось тут же извиниться, чтобы заставить поутихнуть вспыхнувшую в сердце жгучую боль, как от воткнувшейся иглы, но я не успела, ибо Сен-Жюст заговорил первым.

- Помнишь того парня, который за мной бегал? Ну, Люсьена?

- Помню, - осторожно сказала я, гадая, какое еще известие вывалят на меня. - А что с ним?

- Он мертв, - коротко и глухо ответил Сен-Жюст.

Я долго не могла понять, что в этом такого душераздирающего. Я уже сбилась со счета, про скольких людей я могла сказать то же самое, а они мне были куда ближе, чем Антуану - тощий юноша, о котором мой собеседник ранее не говорил иначе как с презрением и опаской. Но я права была, когда думала, что что-то изменилось. Теперь в голосе Сен-Жюста звучала неподдельная горечь.

- Его принесли с передовой уже умирающего, - заявил Антуан, залпом осушая третий бокал. - Ему штыком пробило грудь, рана была смертельная. Мне так врачи сказали, когда я пришел в лазарет, потому что… - он глубоко вдохнул, но выдох получился шумным и свистящим, будто в горле у него что-то застряло, - потому что он меня звал.

- Он тебя звал, - повторила я, пытаясь представить, какого объема отчаяние бушевало за этой последней безнадежной просьбой. Сен-Жюст кивнул. Щеки его начали розоветь, но глаза не мутнели, и влажная пелена, заволокшая их, имела мало общего с опьянением.

- Я не знал, что это он… ну, когда мне передали. Думал, что-то важное. А там…

Он снова налил себе полный бокал, но на этот раз пить не стал: лицо его передернулось в гримасе отвращения, будто не вино стояло перед ним, а какая-то вонючая слизь. Что он чувствовал в тот момент, я не знала и не хотела знать.

- Я сидел рядом с ним, как дурак, весь час, что он умирал, - сообщил Сен-Жюст и вдруг шумно втянул в себя воздух; получилась какая-то невнятная пародия на горький всхлип. - Сидел и держал его за руку, потому что он боялся умирать один. Я потребовал для него опия, но ему не дали, конечно же - зачем разбазаривать на того, кто вот-вот откинется? И их тоже можно понять…

Он все-таки выпил четвертый бокал, но лишь до половины - дальше закашлялся и полез в карман за платком. Краем глаза я видела, что хозяин кафе смотрит на нас с сочувствием - не знаю, почему: может, мы напоминали расстающуюся парочку, а может, от нас уже веяло запахом близкого разложения, ведь мы оба были живыми трупами. Я - без пяти минут самоубийца, Антуан - искореженный, выжженный изнутри.