Троттер: Правда? Я рад, что малиновое все съели. Терпеть не могу малиновое варенье.
Осборн: Стэнхоуп сказал тебе, что ночью собирается ставить новые проволочные заграждения?
Троттер: Да. Он сейчас как раз готовит все необходимое.
Осборн: Боюсь, он действительно нездоров.
Троттер: Любой заболеет, если так упираться.
Осборн: Что?
Троттер: Мы с Рали спустились сюда и видим: Стэнхоуп, бледный, как полотно, сидит на койке и пьет виски. Вид у него был ужасный. После обеда он выпил целую бутылку. Я, естественно, сказал: «Привет!», и ты представляешь, он, похоже, не узнал меня?! Ничего себе! Да, Рали?
Рали:
Троттер: Потом он сказал: «Лучше иди спать, Рали», как будто Рали — какой-нибудь школьник.
Осборн: Вот как?
Троттер: Да уже и так тепло. Если подставить лицо солнцу, здорово припекает. Вот бы лето выдалось жарким!
Осборн: Да, хорошо бы.
Троттер: А тут еще эта птичка! Я даже как-то лучше себя почувствовал. Вдруг вспомнился мой сад, как я вечерком, бывало, выходил туда в шлепанцах выкурить трубочку после обеда…
Осборн: Ты любишь возиться в саду?
Троттер: Да любил, знаете ли, вечерком заняться цветами. У меня перед домом вполне приличный газончик. Летом, когда на нем расцветали красные, белые и голубые цветы — залюбуешься!
Осборн: Не сомневаюсь.
Троттер: А тебе нравится работать в саду?
Осборн: Да. Еще мне нравится прокатиться в лес на велосипеде за подснежниками, а потом посадить их в своем саду.
Троттер: И неужели они росли?
Осборн: Представь себе. Надо только вокруг примять немного мха. Кстати, если дома солнце уже припекает, подснежники скоро вылезут.
Троттер: Я помню, как однажды прошлой весной, когда немцы частенько пугали нас фосгеном, мы почувствовали какой-то подозрительный запах, и кто-то крикнул: «Газы!» Ну, мы все, конечно, напялили противогазы…
Осборн: А что это было?
Троттер: Да дерево какое-то зацвело! Представляешь, до чего дошло!
Осборн: Я сменю тебя в одиннадцать.
Троттер: Вот и славно. А то я страсть как не люблю это время на передовой. Немец только позавтракает и начинает кидаться всякими хреновинами, чтобы напомнить о себе. Но, по правде сказать, уж лучше пусть пара гранат разорвется, чем такая смертельная тишина.
Осборн и Рали: Пока!
Осборн: Ну, теперь Стэнхоуп отправит вас в караул одного.
Рали: Правда? В котором часу?
Осборн: После меня, наверное, примерно с двух до четырех.
Рали: Понятно.
Осборн: Ну, и что вы думаете обо всем этом?
Рали: Да все нормально. Правда, такое ощущение, что я здесь уже целую вечность.
Осборн:
Рали: Мы здесь на шесть дней?
Осборн: Да.
Рали: Пока даже не могу себе представить конец шестого дня.
Осборн: Ничего, двенадцать часов уже прошли. Зато потом, когда нас сменят, как же будет здорово снова оказаться на квартирах, принять горячую ванну, а потом просто посидеть с книжечкой где-нибудь под деревом!
Рали: Мне кажется, что я уже целую вечность не видел настоящего дерева с ветками и листьями, а ведь я здесь всего двенадцать часов.
Осборн: Что вы чувствовали на передовой?
Рали: Ничего особенного. Вот только было ужасно тихо, так что даже жутковато делалось — все передвигаются крадучись и переговариваются вполголоса. Громко ведь не поговоришь, когда немцы всего метрах в семидесяти, правда?
Осборн: Как раз на ширину поля для регби.
Рали: Странное сравнение для передовой.
Осборн: А я так всегда измеряю расстояния, чтобы не терять чувство пропорции.
Рали: А вы в регби играли?
Осборн: Немного. Правда, в последние годы в школе больше приходилось быть судьей.
Рали: А вы что, учитель?
Осборн: Да. А что такого?
Рали: Да нет, ничего. Я ничего не имею против учителей.
Осборн: Иногда, как видите, и учителя вырываются из школы.
Рали:
Осборн: «Арлекин».
Рали: «Арлекин»? Вот это да!
Осборн: Я даже однажды был в сборной Англии, правда, это было очень давно.