– Я тебя никогда раньше не видела.
Я с сожалением развожу руками, словно это мое упущение. Мне немного досадно, что она забыла о вечере, когда мы одновременно пришли выбрасывать пустые бутылки, позвякивавшие в пакете у каждого из нас. О взгляде, которым мы обменялись, об улыбке, которая говорила, что мы понимаем друг друга без слов… Ну да ладно. Просто я опять нафантазировал себе лишнего. Она добавляет:
– Имей в виду, я никогда никого не замечаю.
Бренда наклоняется, подбирает с пола лифчик и сует под подушку. Я делаю вид, что смотрю в другую сторону. Жаль, что я еще недостаточно взрослый для ухаживаний. А когда вырасту, будет уже поздно.
– Что ты собираешься делать, Томас?
Я встряхиваюсь. И говорю, что не знаю.
– У тебя есть мать?
Я отвечаю «да», и она радуется, будто это хорошая новость.
– Во сколько она приходит домой?
– По-разному.
– Хочешь подождать ее здесь? Чтобы не сидеть вдвоем с полицейским?
– Спасибо, Бренда.
Как приятно произносить ее имя! Чем позднее мать вернется, тем лучше. Вдыхая аромат духов Бренды Логан и глядя на ее лицо, я почти забываю обо всем остальном. Но из вежливости указываю на колесо, лежащее у входа.
– Вы, наверное, собирались уезжать?
– Я взяла велосипед, потому что опаздывала. Но теперь никакой срочности нет. Я бы всё равно провалила кастинг.
– Кастинг?
– Я работаю топ-моделью с тех пор, как меня исключили из Коллегии врачей. Во всяком случае, пробую. Я начала в том возрасте, в котором обычно девушки уже выходят на пенсию. В 28 лет из этой профессии вылетают, но я пока держусь.
Она наливает себе виски. Я думаю об отце – как он сейчас едет в полицейской машине. Надеюсь, они не будут держать его слишком долго. В последний раз его арестовали, когда он пьяный переходил дорогу по зебре. Владелица автомобиля, которая его сбила, подала иск за поврежденный корпус. Когда на следующее утро отец вернулся домой, то трясся, как отбойный молоток, оттого, что не пил всю ночь.
– Всё, что мне удалось до сих пор заполучить, – продолжает Бренда, бросая взгляд в окно, – это контракт на потные ноги. Ты наверняка видел меня по телевизору. Мою левую ногу.
– Ну конечно! – говорю я, чтобы доставить ей удовольствие.
– Так ты меня узнал?
– А то как же!
Она осушает стакан и улыбается краешком рта.
– Не ври: они вырезали всё, что выше колена. Я снимаю туфли, пшикаю дезодорантом, который
– Флек?
– Мужик в костюме с галстуком, типа клерка, эдакая зануда. В жизни есть три типа мужчин: Флеки, Маки и Жеки.
Я киваю: мол, мне, как мужчине, это известно. Она уточняет:
– Флегматики, Маразматики и Женатики. Поэтому я одна.
Я отвожу глаза, чтобы скрыть радость. Не знаю почему, но от этой девушки исходит такая энергия, что рядом с ней ничего не страшно и всё кажется возможным.
– Сегодня, – продолжает она, – был кастинг по грязным волосам, которые за три секунды становятся роскошными благодаря сухому шампуню «Гидрекс». Как они, по-твоему?
Она срывает свою бейсболку, встряхивает слипшимися, тусклыми, безобразными прядями. Я говорю, что у нее очень вовремя сняли колесо с велосипеда. На секунду она столбенеет, глядя на меня в упор, а потом хлопает ладонью по моей руке.
– Нечасто мужчины говорят мне правду. Спасибо, Томас Дримм.
Я отвечаю «не за что», но и сам поражен собственной откровенностью. Матери, например, я никогда не говорю то, что думаю. В любом случае, искренность – она того стоит: первый раз в жизни девушка назвала меня мужчиной.
– А ведь я вымыла голову с одной стороны, – объясняет она, наклонившись совсем близко. – Справа – неделю назад своим шампунем, слева – «Гидрексом» сегодня утром, чтобы подготовиться к сравнительному тесту. Видишь разницу?
Я трогаю ее волосы, нюхаю их и говорю, что мне больше нравится естественный запах. Она резко выпрямляется и, мгновенно замкнувшись, отходит к окну. Может, я сказал что-то не то. С женщинами всё очень непросто, если не знаешь, как с ними обращаться.
Я брожу по комнате, размышляя, чем загладить свою невольную оплошность. И тут застываю на месте. У стены стоит незаконченная картина. Я узнаю ее, хотя вижу впервые. Невероятное ощущение дежавю. И это приводит меня в смятение намного больше, чем арест отца.
18
На картине изображен мертвый город, полностью захваченный деревьями, которые растут прямо сквозь проломленные крыши и стены. Мощные корни пробивают тротуар, прорастают через ржавые остовы автомобилей. Оторванные афиши свисают с фасадов разрушенных домов. Посреди автозаправочной станции раскинулся огромный дуб, разворотив своим стволом бензоколонки, а на его разросшихся ветках кольцами висят покрышки. Это почему-то действует угнетающе. Вдобавок мне чудится, будто я вижу всё