Конец века в Бухаресте

И другие комнаты хранили самые разнообразные вещи. Бывший кабинет барона Барбу — ружья и сабли по стенам; буфеты в столовой — тарелки и бокалы, так что можно было хоть сейчас накрывать на стол; чердак — дубовые высокие сундуки, забытые уже тогда, когда барон Барбу еще не родился. В них лежали старинные боярские кафтаны, шапки-ишлаки, чувяки, сбруя, сафьяновые седла, столовые наборы, чернильницы, которые носили на поясе, когда чернила были из бузины, а писали гусиными перьями, сломанные кобзы с порванными струнами, шали и кацавейки. Конечно, ни один человек не мог бы упомнить обо всем об этом…

Синие зимние сумерки быстро опустились на барский дом, где впервые за много лет загорелись огни. Принесли корзины с кукурузными кочерыжками, затопили печи. Острее запахло плесенью, в печах заиграло пламя. Огромные комнаты, в которых так долго никто не жил, с трудом поддавались на тепло. Кукоана Мица до самого ужина все хлопотала, осматривая каждый уголок и закоулок, прежде чем передать хозяйство на руки Пэуны. Молчаливые батраки, птичницы и работницы с маслобойки, кто сложив руки на животе, кто подперев одной рукой щеку, а другой прикрыв рот, смотрели на все без удивления, без сожаления, но и без радости. Только время от времени какая-нибудь из женщин, припомнив кто знает какую домашнюю неурядицу, проклинала прошлое с его барами и будущее с новыми хозяевами, которые не были лучше прежних и интересовались людьми меньше, чем стульями и лавками.

Урматеку заперся вместе со старостой, чтобы посмотреть счета. Он был весел, выпив перед этим бутылочку вина.

Новые хозяева ужинали тем, что удалось найти на птичьем дворе и в конторе. Все сидели за большим круглым столом под большой висячей лампой. Ели молча, каждый по-своему очарованный и завороженный этим домом. Из вежливости, но и из необходимости хоть как-то объяснить внимание, с каким он глядел на белоснежные руки мадемуазель Элен, Урматеку спросил:

— А тебе, мадемуазель, понравилось у нас здесь?

Элен со смущенной улыбкой, прося извинения за невнимательность, так как мысли унесли ее куда-то далеко-далеко, торопливо ответила:

— Красиво, очень красиво… романтично!

— Вот видишь! То-то! — заключил Янку. — Если тебе тут нравится, придется бывать почаще!

Янку пристально и многозначительно посмотрел на нее и, налив золотистого ароматного вина, посоветовал пить как можно медленней, чтобы насладиться букетом.