В доме домницы Наталии кофе обыкновенно подавали в маленькую гостиную. Оттуда через распахнутые настежь двери можно было видеть все комнаты одноэтажного дома, вытянувшегося в глубь сада. Первое, что удивляло в доме, так это ощущение, будто люди не ходят, а плавают. Благодаря разостланным повсюду толстым и мягким коврам в доме стояла такая тишина, что голоса слышались совершенно отчетливо, а если закрыть глаза, то казалось, будто звучат они независимо от людей. Так же отчетливо были слышны чириканье и переговоры разных птичек, сидевших в клетках.
В гостиной висели тяжелые плюшевые занавеси. Почти под каждым креслом с золочеными изогнутыми ножками, гармонировавшими с овальными рамами, из которых смотрели портреты, лежали шкуры. По углам стояли высокие хрупкие горки деревянные и бронзовые, еле державшиеся под тяжестью всевозможных безделушек, напоминающих хозяйке либо о ком-то, либо о чем-то. Огромный, никогда не закрывавшийся рояль, заваленный нотами, стоял у стены. Тут же находилась софа с грудой шелковых подушек. Видно было, что это любимое место для чтения, потому что рядом был столик, а на нем высокая лампа с абажуром в виде матового шара, отбрасывающего по вечерам круг молочного света. Осенью, когда входные двери были распахнуты, порывы ветра приносили к порогу гостиной сухие листья, а летом с софы были видны чайные розы, что росли у крыльца.
Домница Наталия пригласила Буби на обед. Разговор складывался из рассказов и воспоминаний, как это бывает, когда после длительного отсутствия человек возвращается из тех мест, которые и остальным душевно близки. Не прерывая разговора, хозяйка и гости перешли из столовой в гостиную, где продолжалось угощение. Слуги, которых было больше, чем нужно, сменяли чашки, подносили сигары. Изобилие слуг, равно как и изобилие вещей, свидетельствовало, что кукоана Наталия вела очень сложную жизнь, блюдя множество мелких обрядов и ритуалов, придуманных, чтобы как-то скоротать долгие скучные часы одиночества.
Барон Барбу с Фантоке на руках устроился в кресле. Домница вытянулась на софе, разглядывая себя в зеркало с серебряной ручкой, в котором отражалась стареющая женщина. Буби остался стоять, оглядываясь вокруг. Наступило молчание. Только из сада доносился порой шелест летнего ветерка.
— Ну, а теперь, — обратился к сыну старый барон, продолжая играть с Фантоке, и голос его прозвучал добродушно, но и печально, — когда ты все нам рассказал про Вену, оставь меня с Наталией. Как видно, ты только этого и ждешь!
Удивленная домница отложила зеркало и вопросительно взглянула на юношу:
— Что? Вы поссорились? Так быстро? И виной тому женщина, Буби?
— У него есть мысль, домница! — ответил вместо юноши старый барон, не поднимая глаз.
— Папа преувеличивает, Таница! (Это было прозвище, оставшееся еще с раннего детства, когда Буби, желая обратиться к ней: танти Наталья, произносил Таница.) Речь идет не о мысли, а, возможно, о… совете!
— В мои-то годы, — пробормотал барон, желая прервать этот разговор, — до чего я докатился!
Домница поняла, что речь действительно идет о чем-то серьезном, поскольку во время обеда оба мужчины хранили об этом молчание, а теперь в голосе одного звучало явное раздражение, второй же держался спокойно и уверенно.
— Узнай, Натали, что я не только глупый и никчемный хозяин, но к тому же бесчеловечный и алчный! — проговорил барон скорее с детским нетерпением, чем с досадой.
— Я ничего не понимаю, Барбу! — воскликнула она. — Кто из вас будет говорить в конце концов?
— Он, будьте любезны, только он! Я буду слушать! — и барон Барбу поудобнее устроился в кресле.
Буби усмехнулся.
— Речь идет о наших владениях, Таница, то есть о папиных. Владения все еще достаточные и могли, бы приносить гораздо больше дохода, чем приносят. Я не хочу сказать, что хозяйство нужно вести на другой основе, пусть хоть управление будет упорядочено. Вот и все!
— А ты знаешь, каковы они, эти владения? — спросила Наталия.
— Да.
— Когда же ты успел узнать?
— Как только вернулся.
— Положим! А кто же тебе рассказал?
— Неня Дородан!
— Об этом я впервые слышу! — подскочил барон Барбу, спихивая с колен Фантоке. — Да как ты смел!
— Смел? — В голосе Буби проскользнула холодная нотка раздражения. — Разве я не твой сын, а Дородан разве не у нас на службе? Я его знаю с той поры, как начал себя помнить. Что тут плохого, если после столь долгого отсутствия я захотел узнать, а он мне рассказал, чем владеет мой отец?
Домница, чувствуя, чем это может кончиться, решила переменить тему разговора, полагая, что иначе ситуация может обостриться.
— А кто тебя встретил в Джурджу, Буби, когда ты приехал? Разве не Урматеку ездил тебя встречать? — спросила она, глядя на старого барона.