Конфуций

Теперь, что касается ритуала, которому Конфуций придавал столь великое значение.

В России больше принято говорить не о ритуале, а о традициях.

А теперь давайте ознакомимся с основными положениями нашего «Домостроя» — памятника русской литературы XVI века, являющегося сборником правил, советов и наставлений по всем направлениям жизни человека и семьи, включая общественные, семейные, хозяйственные и религиозные вопросы.

«В каждом доме, — читаем мы в разделе об организации религиозной жизни, — следует иметь иконы („честныя образы“), перед которыми во время молитв возжигаются свечи. Пыль необходимо „чистым крылышкомъ омѣтати и мяхкою губою вытирати“, чтобы дом был в чистоте».

Молиться необходимо не реже двух раз в день: утром и вечером. Дело следует всякое начинать с чистыми руками, молитвой («Господи благослови») и крестным знамением.

Жить рекомендуется по средствам, имея запасы — съестные в погребе, а инвентарь (метлы и лопаты) и прочее (мыло) в амбаре.

В разделе об организации семьи («Как жить с женами и с детьми и с домочадцами») Домострой призывал к тому, чтобы все члены семьи были «сыты и одеты» и наставлены в Страхе Божьем.

«Жене, — читаем мы, — предписывается быть доброй, трудолюбивой и молчаливой. Плохо, если жена блудит, бражничает, клевещет и общается с волхвами.

Жена обязана советоваться с мужем в деле управления хозяйством. Детей предписывается воспитывать (в том числе с помощью физического воздействия — „не ослабляи, бия младенца“), дочерей учить рукоделию, а сынов — каждый своему мастерству. Дочерям с детства рекомендуется собирать приданое из тканей, одежд и посуды».

«Следует иметь нарядную рубашку и сапоги, — говорится в разделе „О соблюдении вещей“, — которые одеваются в хорошую погоду, в праздники или для хороших людей.

Рабочую одежду следует отделять от праздничной. Одежду (кафтаны, сарафаны, терлики, шубы) следует держать в чистоте, при необходимости высушивать, чистить и уложить в сундук.

Также следует держать в чистоте („чистенько и беленко“) и скатерть, убрусы, платки („ширинки“), полотенца и постели. Женские украшения (монисто) лучше и вовсе держать в сундуках или коробах под замком, а ключи в ларце. Посуда должна быть накрыта».

Что это, если не самый настоящий ритуал?

А если мы вспомним, что дочь не могла выдти замуж без благославления родителей, то все окончательно встанет на свои места.

Что же касается русской культуры, то наибольшее влияние Конфуций оказал на такую противоречивую личность, какой был наш великий Лев Николаевич Толстой.

«Жизнь Толстого, — говорил в одной из своих лекий Михаил Бахтин, — была необычайно органической, с точки зрения индийских мудрецов — классической. Юность он посвятил наукам.

В последующие годы предался кутежам и разгулу. В 35 лет женился и занялся приобретением богатства и славы. На склоне лет — отрекся от мирской суеты и посвятил себя служению Богу».

В эту мирскую суету Лев Толстой включал даже написание «дребедени многословной вроде „Войны и мира“ я больше никогда не стану».

Это был путь из писателей в философы. Но и в философии он делает упор на мыслителей и пророков древнего Востока.

«Отброшено всё посредственное, — писал Толстой, — осталось одно самобытное, глубокое, нужное, остались Веды, Зороастр, Будда, Лао-Цзы, Конфуций…»

В 1891 году отвечая на вопрос, какие мыслители оказали на него наибольшее влияние, Толстой подчеркнул «огромное влияние» Лао-Цзы и «очень большое» Конфуция и его последователя Мэн-цзы.

Как можно видеть, при большом желании об учении Конфуция можно написать большую книгу, и такие книги написаны.

Толстой, изложил учение Конфуция практически в одной фразе: «Достигнув спокойствия и постоянства, следовать своей природе».

Вполне возможно, что нашего великого писателя, у которого были сложные отношения с культурой, учение Конфуция привлекало именно тем, что оно сводилось к следованию древних традиций и ритуалов и было лишено свойственной для европейской философии многосложности.

Помните, как Нехлюдов в «Воскресении» попытался найти ответ в книгах на мучавшие его вопросы и что из этого вышло?

«Он, — писал Толстой, — спрашивал очень простую вещь; он спрашивал: зачем и по какому праву одни люди заперли, мучают, ссылают, секут и убивают других людей, тогда как они сами точно такие же, как и те, которых они мучают, секут, убивают?

А ему отвечали рассуждениями о том, есть ли у человека свобода воли или нет».

У Конфуция, в отличие от того же Лао-цзы ничего подобного не было, и именно своей опорой на вечные, не меняющиеся духовные ценности, Лев Толстой был близок Конфуцию.

В свой поздний период, пожалуй, первым из великих европейских писателей, отодвинув европейских мыслителей, он на первое место поставил мудрецов востока.

В дневнике он пишет: «Моё хорошее нравственное состояние я приписываю чтению Конфуция и, главное, Лао-цзы».

Его абсолютно самостоятельное толкование великого китайского мудреца дает нам представление не столько о Конфуции и конфуцианстве, сколько о самом русском писателе и его нравственных принципах.