Конго глазами художника

Пробуждение было отмечено долгими рыдающими воплями, которые перекрыли адский шум. Напрягаясь, она села. Глаза приоткрылись, но зрачки были мутные, взгляд неосмысленный. Время от времени она вздрагивала всем телом, и снова, будто стон из другого мира, звучал ее жуткий, исполненный ужаса крик. Постепенно зрачки инкиты прояснились, руки и ноги зашевелились, нащупывая ритм. И вот она встала, и ноги начали пританцовывать. Впечатление такое, словно музыка приводя шла ее в чувство. А вторая инкита уже лежала на полу, скованная судорогой.

Они чередовались так всю ночь. Под конец я настолько пресытился возбуждающим ритмом, что голова готова была лопнуть и хотелось только бежать куда-то, спрятаться. Я повернулся, по вся деревня колыхалась в мерцающем белесом море танца, от него просто не было спасения.

Тогда я пошел обратно в Обилли, внушив себе, что там я запрусь в комнате, залезу в спальный мешок и вздохну спокойно. Не тут-то было. В деревне бакуту со всех сторон и ниоткуда звучала барабанная дробь, все колыхалось, воздух в комнате ходил ходуном, кровать будто парила… Здесь безраздельно властвовали танец и ритм.

Я попробовал заткнуть уши, ничего этим не добился, встал и снова пошел в деревню бабонго смотреть танец инкит. Под утро я рухнул на свою кровать и погрузился в тяжелый сои.

До чего легко здешние люди впадают в экзальтацию, воспринимая жизнь как танец! Где проходит граница? В разгар повседневных будничных дел вдруг, будто ураган, в деревне разражается танец. И вот уже все им захвачены, и не остановишь его, все танцуют, танцуют, пока не иссякнут силы, и люди лежат, как рыба на песке, жадно глотая воздух Обессилевшие от танца отдохнут, отлежатся несколько часов — и снова в строй! В целом же танец, как таковой, танец как состояние не прерывается.

Нельзя оставаться безучастным чурбаном, когда двести человек вокруг тебя охвачены экстазом танца. Пер вое время мне было не по себе, я боялся опростоволоситься, чувствовал себя вроде бы обнаженным. Еще я боялся, что эмоциональный дурман может вылиться во что-нибудь неожиданное и опасное. Пока у меня не установился близкий контакт с местными жителями, я все опасался, что может вспыхнуть давняя неприязнь к белым. По мои опасения не оправдались.

И мое внутреннее сопротивление общему порыву было сломлено очень быстро, оно выглядело просто смешным, когда поднималась волна страстей. Миг — и ты уже сам захвачен танцем, стал частью механизма коллективного движения, подчинившего себе все тела и души.

ЧУВСТВЕННЫЕ ТАНЦЫ

Чувственные танцы

После больших праздников в Обилли и Утуну мы с Нзиколи поехали дальше, в сторону плато, где живут батеке. Дорога лишь местами отвечала своему названию, да и то вблизи деревень. За каждой деревней закреплен определенный участок, и мы то и дело видели женщин, орудующих мотыгами в облаке пыли. Благодаря их усилиям въезд и выезд были вполне приличными, но рабочей силы хватало только на несколько сот метров.

В целом же дорога чаще всего представляла собой протоптанную в траве и кустарнике тропу. Угрюмой стеной по бокам стоял дремучий лес, могучие белесые стволы торчали из густого подлеска — зеленого месива колючек и мелкой листвы. Сквозь высокий темный полог крон ослепительными снопами лучей пробивался дневной свет. Лианы обвивали стволы или свисали вниз буксирными концами. Треща сучьями, бежали прочь стаи обезьян, с хриплыми криками взмывали в темно-зеленый влажный воздух птицы-носороги.

Просто диво, как хорошо тут шла паша машина. Гибкие сочленения делали ее похожей на живое существо. Когда она застревала в грязи, мы с Нзиколи вдвоем вполне могли приподнять то или иное колесо и подложить траву и сучья. Правда, с передним приводом трудно было взять крутой подъем. Колеса буксовали на мокрой траве и на потопото — глине. Дождевой сезон начался, и земля была либо твердая и мыльно-скользкая, либо совсем раскисшая. В густом лесу узкая дорога не успевала просыхать между дождями. Подъемы лучше всего было преодолевать задним ходом, колеса не так буксовали. Нзиколи слегка удивился в первый раз, когда я развернул машину задом наперед. Он подумал, что мне надоела эта канитель и я решил возвращаться. Но и этот способ не всегда помогал, приходилось идти до ближайшей деревни за людьми, чтобы подтолкнули, или привязывать длинную лиану и с ее помощью втаскивать машину на бугор.

На переправе через маленькую речушку мы прочно засели. Высокая трава скрывала ее, и мы увидели мостик, когда уже было поздно. Передние колеса провалились и застряли между бревнами настила. Длинной вагой мы одно за другим сумели поднять колеса. Воздух кишел слепнями и мухами цеце, от которых мы отмахивались ветками. Солнце нещадно палило, пот ел глаза, у меня разболелась голова, перед глазами плясали солнечные зайчики.

Мухи цеце водятся здесь у всех водоемов. Но откуда слепни? Прилетели на запах пота?

— Должно быть, поблизости есть буйволы, — объяснил Нзиколи.