Конгревова ракета

Эти-то мгновения и именно такого, выдернутого из колеи повседневности, человека Новиков и старается уловить, запечатлеть. В коротких и, на первый взгляд, камерных рассказах ему удается найти точное настроение. За обыденностью, сиюминутностью возникает вечность. И сюжет как таковой как стержень литературного произведения отступает на второй план, становится не столь уж важным.

Особенно сильно это проявилось в первых же опубликованных рассказах Новикова – «Муха в янтаре», «Куйпога», «Рубиновый вторник», «Лекарственные средства», «Там, где зимуют тритоны». В предисловии к сборнику «Муха в янтаре» издатель Александр Житинский очень точно охарактеризовал прозу Новикова: «…это проекция частного, бытового на вселенский, космический порядок, на исторический фон самого грандиозного масштаба». (Кстати сказать, очень близок к новиковским, на мой взгляд, в этом плане лучший рассказ Захара Прилепина «Ничего не будет», пересказывать содержание которого невозможно, – нужно прочесть и почувствовать нечто, не выразимое словами.)

Во многих рассказах у Новикова показан человек, на первый взгляд, благополучный, обвыкшийся в жизни, но неудовлетворенный своим упорядоченным существованием. Глубинно, всерьез неудовлетворенный. И порой он достигает той точки, когда необходимо взбунтоваться. Правда, серьезного бунта не получается (за исключением, может быть, рассказа «На Суме-реке»): сдерживают «тиски социальных ритуалов, повседневной рутины». Лишь иногда происходят вспышки, яростные, но короткие отвязки.

Примером такой отвязки, заранее обреченной на провал попытки вырваться из будней служит рассказ «Рубиновый вторник». Показан один из первых погожих дней очередной весны. Мелкий предприниматель Жолобков идет в свою контору, тщетно сопротивляясь тоске по празднику. Ему встречается старичок и предлагает вареных раков. Обрадованный поводом отметить весну, Жолобков заказывает ведро раков к пяти часам вечера (все как положено – к концу рабочего дня). Но вместо работы он с партнером по бизнесу занимается тем, что обзванивает знакомых и хвалится, что вечером они будут есть раков и пить пиво. И еще до обеда, груженные бутылками, знакомые стекаются в контору. Не дожидаясь раков, начинают застолье. Вскоре о раках вообще забывают – идут гулять, как водится, мечтают о девушках. И девушки появляются, и даже болтают с ними, немного отпивают портвейна. Но тут же исчезают. А порядком уже нагрузившаяся компания купила «зеленый пластмассовый пулемет с трещоткой», сняла красный флаг со столба, реквизировала у какого-то цыгана телегу и стала гонять по городу, распевая «Интернационал»… Протрезвев, мужчины благополучно разошлись по домам.

В этом красном флаге, тачанке, в пении «Интернационала» не чувствуется ностальгии именно по советскому времени: ностальгия здесь скорее по детству с «Неуловимыми мстителями», по игре в войнушку. Попытка вернуться, обмануть время.

То же столкновение заматеревшей взрослости и почти забытого, непонятного уже детства мы видим и в одном из самых пронзительных рассказов Новикова «Там, где зимуют тритоны». Герой его уже ничего нового не ждет от жизни: удачи в бизнесе не радуют, они случайны и больше похожи на поражения, семейная жизнь давно стала бременем, а сидение в кафе только усугубляет тоску. Тоска сосет его и на празднике проводов осени у дочки в детском саду.

После конкурсов, песенок, танцев воспитательница решила провести викторину для родителей. И задала вопрос: «Где зимуют тритоны?» Родители напряженно молчали, никто не хотел ошибиться при детях; герой пытается вспомнить: «А действительно, где они зимуют? Нет, не помню, не знаю». Наконец дети решили помочь: «На суше». Родители вздыхают с облегчением…

По дороге домой герой пытается рассказать дочке сказку. У него плохо получается – ничего сказочного, сказка скорее напоминает жалобу. И вдруг перед ними взрывается сброшенный сверху пакет с водой. Герой привычно пугается и злится, недоумевает, кто его сбросил, – до ближайших многоэтажек метров сто, – а дочка восторженно объявляет: «Это был самый сильный в мире “хлюп”».

На месте, где только что было страшно, теперь умиротворенно висело облако мельчайшей взвеси. Освещенное заходящим солнцем, оно слегка покачивалось и клубилось, как пар от дыхания большого доброго животного. – И герой Новикова на несколько секунд ощущает себя в сказке, даже видит в небе нечто необыкновенное: – В темнеющем, густо-прозрачном воздухе на большой высоте жужжал странный предмет, похожий то ли на летающий бочонок, то ли на иностранный спутник-шпион. Сделав большой круг, он удовлетворенно завис на мгновение над нами, весело закудахтал, а затем лег на курс Вазастана. Я точно знал, что Вазастана.

3. Одичать или вернуться