Конгревова ракета

В рассказе «Сон-остров» в Карелию едут двое приятелей – Андрюха и Илюха. Они предвкушают тихие, спокойные дни в охотничьей избушке (за аренду которой заплачены уже немалые деньги), они рады, что будут вместе, будут помогать друг другу, друг друга кормить: один любит охоту, другой рыбалку. Но в первые же дни становится ясно, что им не ужиться. На природе тоска, от которой они сбежали из города, становится еще острее. Андрюха чуть не стреляется из ружья Илюхи; Илюха целыми днями бродит по лесу, сидит на развалинах заброшенной деревни и с трудом скрывает радость, когда Андрюха сообщает, что ему нужно ехать домой. Оставшись один, Илюха чуть не замерз, крепко зацепившись рукой за подледную снасть, пытаясь вытащить налима… По всему видно, что природа не хочет больше принимать героя Кочергина за своего: теперь он здесь нежеланный гость.

Критик Валерия Пустовая, встретившая сборник «Помощник китайца» чуть не с восторгом: «Кочергин – одна из точек, от которой можно вести отсчет нового литературного времени» («Новый мир», 2004, № 8), прочитав «Красную палатку…», изменила свое мнение:

Его новый рассказ «Красная палатка в снегах Килиманджаро» показывает «эволюцию» молодого писателя в сторону элементарно понятого реализма. В рассказе слишком много прямых публицистических выкладок, характеристика образов героев однозначна, типизирована, сам рассказ нездорово долог, с размытой композицией, вялыми переходами от события к событию («Октябрь», 2005, № 5).

Но, думаю, разочаровало Пустовую скорее то, что герой потускнел. Он уже не борец за свое оригинальное «я», а агонизирующая в пепле романтики жертва.

И наверное, итогом темы горожанина, пытающегося спрятаться на природе, стал рассказ «Золотое кольцо». Здесь герою уже некогда замечать красоты, наслаждаться одиночеством, – он зарабатывает деньги. Старинные русские города он не изучает, а – делает. «Он успел за полдня сделать Муром и отправился во Владимир. Надо было скоро уже сдавать материал, а еще оставались пять городов». Герой торопится написать к сроку путеводитель по Золотому кольцу. Размеренная и косноязычная речь провинциальных жителей больше его не занимает, знаменитые храмы не завораживают. Он может позволить себе лишь покивать на желание директрисы музея показать ему экспозицию и отказаться, перекурить и выпить маленькую бутылочку коньяка, глядя на деревянную церковь в Плёсе… А дома его ждет маленький сын, мечтающий о путешествиях, в который раз примеряющий новенькие резиновые сапоги. Но папа вряд ли возьмет его с собой в ближайшем будущем: нет времени.

Когда-то герой повести «Помощник китайца» Серега, живя на Алтае, почти с ужасом вспоминал, как развозил по подмосковным церквам иконки и складни, а потом мчался домой к жене с дочкой. Прошло время, и вот герой вернулся почти к тому же. Закольцованный сюжет, рожденный не воображением писателя, а кажется, самой жизнью.

4. Быть другим

У Евгения Гришковца богатая биография, бурная жизнь актера, драматурга и режиссера в одном лице. Жил он во многих городах, служил (как, кстати, и Дмитрий Новиков) на флоте. Судя по всему этому, и проза его должна быть какой-то необыкновенной, экзотической, сюжетно, образно разнообразной. Но Гришковца в большей степени интересует самый обыкновенный житель мегаполиса – один из обитателей бесчисленных многоэтажек. Ему хочется увидеть в таком человеке нечто особенное, определить и показать, чем он от остальных отличается, в чем он – другой и в чем остальные – другие.

У него и рассказ есть такой – «Другие», в котором герой признается:

Я помню, как я обнаружил, что есть другие. Другие люди! ‹…› Я помню, как это открылось мне, как я был ошеломлен и как в первый раз стал всматриваться в людей, даже хорошо мне знакомых, после этого открытия.

На первый взгляд, признание абсурдное и пустое, но ведь, если задуматься, как редко мы чувствуем, что вокруг нас действительно другие люди. С другими мыслями, другими жизнями, другим прошлым и будущим.

Сборник рассказов Гришковца «Планка» (2006) я считаю событием в нашей сегодняшней литературе. Такой книжки, с одной стороны, простой, легкой, но в то же время близкой очень многим и полезной, – нынче почти не встретишь. И скорее всего, появись Гришковец со своей прозой без ореола славы модного драматурга, его вряд ли бы так охотно печатали. По крайней мере, вряд ли бы стали выпускать его книги. Но к Гришковцу пришло редкое сегодня признание: его считают не пишущим прозу драматургом (актером, режиссером), а – писателем.

Такой писатель, как Гришковец, по моему убеждению, должен был появиться, должна была появиться его «Рубашка», у многих вызвавшая решительное неприятие, должны были быть написаны его простенькие, примитивные даже, рассказы. Гришковец увидел типичнейшего человека нашего времени, уловил его язык, его интересы и проблемы, показал его тяжелую, проносящуюся в бешеном ритме, но по сути пустую и бессобытийную жизнь. И его тоску по чему-то настоящему – по любви, подвигу, дружбе.