Конгревова ракета

В рецензии на роман «Рубашка» в журнале «Знамя» (2005, № 2) Владимир Елистратов («филолог», как он определяет себя, что в данном случае существенно) упрекает Гришковца в языковой бедности (постоянные по вторения «был», «ехал», «поехал»), в отсутствии в романе интриги, сюжета и композиции. В том, что нет «ни метафор, ни олицетворений, ни гипербол… Ни просто эпитетов, самых завалящих. Вообще ничего». И в итоге рецензент приходит к выводу: «“Рубашка” в таком случае – либо гениальное открытие, в том числе лингвистическое, либо – абсолютная, наивнейшая утопия». Я готов признать роман Гришковца «гениальным открытием».

Мы привыкли ожидать от книги интриги, увлекательного (то есть – необыкновенного) сюжета, олицетворений, гипербол, метафор. Но сюжет «Рубашки» совершенно не литературен, жизнен; язык – не литературный язык, а язык художественной литературы – тот, который более всего подходит для показа того мира, в котором живет герой произведения. Мир прозы Гришковца без особых интриг (мелких предостаточно), без увлекательности, в нем нет места гиперболам, метафорам, а тем более олицетворениям. Это реальный мир.

Первый же прочитанный рассказ Гришковца «Спокойствие» («Знамя», 2005, № 1) меня удивил. Он вроде бы совсем ни о чем. Вызывающе ни о чем. Главный герой, Дима, проводит летний отпуск в квартире. Отправил жену с детьми к морю, хотел заняться делами (какие-то у него коммерческие дела), но вместо этого лег на диван и стал смотреть телевизор, есть «вредные» бутерброды с колбасой. Даже приятелям звонить перестал. Сделал паузу в жизни.

Да, в рассказе ничего не происходит, нет сюжета, композиции, но именно этим он и ценен. Нас приучили видеть героя в действии. Здесь же он – замер. И, оказывается, ему, жителю большого города, очень трудно пребывать в таком состоянии. Хорошо, полезно, но трудно, даже стыдно: вокруг ведь кипит жизнь, отпуск ничем особенным не озаряется, дни похожи один на другой. И потому Дима врет позвонившему вдруг приятелю: на вопрос, чем занимался во время отпуска, он отвечает: «Да-а-а-а. Дел было много. Обычная ерунда. А своих отправил к морю». И вскоре в аэропорту, где герой ожидает жену с детьми, он повторяет то же самое и тут же чувствует, что говорит неправду:

Диме вдруг стало как-то неудобно за то, что он соврал малознакомому человеку. Зачем он сказал, что ему было плохо летом. Ему было летом неплохо. И зачем он так оклеветал свое летнее спокойствие. Да, может быть, у него такого хорошего лета и не будет уже никогда.

Жена с детьми благополучно возвращаются, и Дима везет их домой. Пауза в жизни кончилась. Благотворная пауза спокойствия, и он провожает ее почти без сожаления. Нужно дальше работать, крутиться, зарабатывать деньги, встречаться с людьми. Впереди то, о чем пишут тысячи других писателей…

Другой рассказ Гришковца своим названием не мог не вызвать подозрения и даже отторжения – «Погребение ангела». Сколько этих ангелов становилось героями литературы! И чем слабее писатель, тем чаще он впихивает в свой текст ангелов. Но стоило прочесть первые же строки, и предубеждение пропало: нет, о чем-то стоящем вещь.

Матч был не решающий и даже не очень важный, но как-то все собрались его посмотреть, и Андрей тоже пошел. А что? Была суббота, погода стояла плохая, холодные дожди зарядили с середины сентября, и на дачи уже никто особенно не рвался.

А тут неподалеку открылось новое спортивное кафе-клуб с коротким названием «Аут».

Все нормально: герой, Андрей, хоть и не особенно любит футбол, неплохо проводит вечер с приятелями, выпивает пива (жена предупреждена, что он выпьет) и не спеша, в хорошем настроении возвращается домой. По пути решает купить «еще парочку бутылок пива, с тем чтобы выпить их с удовольствием дома».

– А ч-ч-черт, – вырвалось у него. Он вдруг вспомнил, что нужно будет сразу, как только он придет домой, развернуться и идти гулять с собакой. С Графом… Татьяна, жена, никогда вечером с ним не ходила, это была ее утренняя обязанность. А Варя, старшая дочь, которой Графа, кстати сказать, и купили… гулять с собакой быстро перестала. Перестала, как только друзья во дворе привыкли и охладели к щенку. ‹…› Он чертыхнулся, но в следующий момент вспомнил, что идти гулять с собакой не надо, потому что Граф уже четвертый день болел и последние два дня не выходил из дому. Андрей облегченно вздохнул и тут же выругал себя за эту малодушную и невольную радость.

Андрей приходит домой, и тут выясняется, что Граф умер. Жена просит срочно унести его из квартиры: ей пришлось отвести младшую дочку к соседям, чтобы она не видела, – но уже почти ночь… Пьяненький Андрей заворачивает Графа в покрывало, собирает его поводки, ошейники, миски, берет «военную лопату в чехле» и уходит: «Похороню где-нибудь».