Кони и люди

Дети представили себе в своем воображении, как поздней ночью они выглядывают из окон своего дома и видят, что гости Бардшеров начинают расходиться. Билл Бардшер стоит на улице, придерживая выходную дверь. Ему все-таки удалось ускользнуть на минутку, чтобы переодеться.

Вот появляются парочки. Тут и эта вдовушка, миссис Чайльдерз. Она уже двух мужей похоронила и теперь живет довольно далеко от Бардшеров.

– Как это женщина ее лет может вести себя так глупо? Сатанинское наваждение! Как это женщина, схоронив двух мужей, может все еще оставаться молодой и красивой? Хотя многие говорят про нее, что еще при жизни второго мужа…

– Правда это или нет, но почему она так ребячески глупо ведет себя?

Вот она повернулась лицом к свету и говорит на прощание одному господину: «До свидания, милое создание, целоваться некогда».

А потом происходит то, что можно ожидать от отца, в котором нет ни капли собственного достоинства.

И вот этот старый дурак, Том Эпплтон, как мальчишка, выскакивает из дома Бардшеров и подлетает прямиком к миссис Чайльдерз.

– Разрешите проводить вас домой? – говорит он, между тем как все окружающие лукаво улыбаются. Кровь стынет в жилах, когда подумаешь об этом!

* * *

– Ну-с, теперь наливай кофе в котелки. Ребята скоро покажутся на улице.

Том снова забегал по дому, прервав мысли домочадцев.

Вот что случилось потом.

Когда наступил мрак и все участники набега на Бардшеров собрались перед домом Эпплтонов, Тому вдруг пришло в голову понести свой корнет-а-пистон одновременно с двумя большими котелками кофе.

Почему он не оставил кофе с тем, чтобы захватить его после?

Толпа стояла в темноте, и, как всегда, от поры до времени слышалось заглушенное хихиканье. И вдруг Том просунул голову в дверь и крикнул: «Вперед!»

Не иначе как Том совсем взбесился. Он бросился очертя голову назад в кухню, схватил корнет-а-пистон и, повесив на него два котелка с кипящим кофе, кинулся к выходу. Конечно, он в темноте споткнулся и вылил весь кипящий кофе на себя.

Это было что-то ужасное. Том лежал, корчась от страшной боли, и кричал.

Поднялось смятение!

Люди бегали вокруг него в полумраке и прыгали как одержимые. Они не понимали, в чем дело. Наверное, новый трюк этого взбалмошного Тома. Ведь он всегда мастер придумывать всевозможные штуки!

– Надо было вам видеть, как Том однажды подражал Джоу Дугласу, когда тот садится на толстую ветвь и начинает ее пилить, и выражение его лица, когда ветка начинает трещать. Умора, я вам говорю! Мы так смеялись, глядя на него, что у нас бока разболелись!

Но, боже, что это значит? Неужели это не было шуткой?

Кейт Эпплтон с плачем пытается сорвать с отца одежду.

А Уилл Эпплтон расталкивает окружающих и подбегает к отцу.

– Что тут случилось? Боже! Бегите за доктором! Ведь он обжегся, он страшно обжегся!

* * *

В начале октября Уилл Эпплтон сидел в вагоне для курящих поезда, курсировавшего между Кливлендом и Буффало.

Он направлялся в Эри, штат Пенсильвания. Он сел на пассажирский поезд в Аштабуле, в штате Огайо. Почему он направлялся именно в Эри, он и сам не мог бы объяснить. Факт тот, что он направлялся туда в надежде получить работу на фабрике или в доках. Может быть, он совершенно случайно остановился на этом выборе; Эри далеко не был таким большим городом, как Кливленд, Буффало, Толедо, Чикаго или любой из тех крупных центров, куда люди едут в поисках работы.

В Аштабуле, где Уилл пересел в пассажирский поезд, он вошел в вагон и сел рядом с маленьким старичком.

Одежда на Уилле промокла и топорщилась, а волосы, брови и уши почернели от угольной пыли.

В нем кипела злоба против его родного города, Бидвелля.

«Черт его возьми – никакой работы не найдешь там зимою!»

После катастрофы с отцом, которая расстроила все планы семьи, ему удалось получить кой-какую работу на фермах. Одно время он жал пшеницу, а потом кукурузу.

Все шло гладко. Он получал доллар в день и харчи, а так как он работал все время в нанковых брюках, то выходной костюм не изнашивался и не портился. Но потом наступило время, когда нельзя было заработать ни одного цента в Бидвелле, а ожоги на теле отца были очень глубоки, и можно было ожидать, что он еще месяцами будет лежать.

Однажды, вернувшись домой после бесплодных поисков работы на фермах, Уилл принял определенное решение и сказал об этом Кейт. Хотя вначале он не думал, что это будет так скоро, и рассчитывал отправиться недели через две.

Теперь он наденет воскресное платье, пойдет в город и окликнет кого-нибудь:

– Привет, Гарри! Что ты собираешься делать зимою? Я собираюсь съездить в Эри, в штат Пенсильвания. Мне предлагают там место на фабрике. Ну, до свидания, – на случай, если больше не увидимся.

Но Кейт, видимо, не соображала хорошенько, что он уходит из дому; она как бы спешила даже выпроводить его. Не стыдно ли? Она могла бы выказать немного сочувствия. Впрочем, о Кейт нельзя дурного слова сказать, она, несомненно, была сильно озабочена.

Когда он сказал ей о своей намерении, она только ответила:

– Да, по моему, это лучшее, что ты мог бы сделать.

И тотчас же пошла менять повязки на спине и на ногах отца.