Конъюнктуры Земли и времени. Геополитические и хронополитические интеллектуальные расследования

Оценим последствия такого выбора североосетинской верхушки со структурно-функциональной точки зрения – как способ установить определенное соотношение между стабилизационно-интегративной социальной функцией и функцией выдвижения и преследования целей, повышающих статус и престиж сообщества и его лидеров. Мы уже видели, сколь заметное место в жизни северокавказских республик начала 1990-х занимало столкновение между официальными руководствами, заинтересованными в поддержании привычных ритмов жизни республик и формально удерживающими их в общероссийском поле власти и нормы, и, с другой стороны – радикалами, выступающими как люди мобилизующих целей. Вынужденные самостоятельно, опережая Москву, вырабатывать ответы на бросаемые им вызовы, местные номенклатуры стали в начале 1990-х участниками региональных политических – даже геополитических – игр. Соединение в их лице функций властно-интегративных и политического целеполагания придает им, в том числе и в собственных их глазах, качество местных суверенов, располагающих некоторыми «неотъемлемыми правами» в делах региона, даже и происходящих за официальной российской границей. Вспомним еще раз призыв – по сути, требование – участников Армавирской встречи 1992 года к Ельцину вмешаться в абхазские события. Однако сами цели, выдвигаемые этими деятелями в их игре, часто сводились к поддержанию определенных стабилизирующих норм – и тем самым вступали в конкуренцию с целями радикалов, продиктованными осуждением «неправедного» статус-кво. Кроме того, превращаясь в одну из борющихся политических фракций местного общества, номенклатуры рискуют быть дезавуированы в своем первичном качестве интегративной властной силы. Ведь им всегда может быть предъявлено то самое обвинение, которое Дж. Иоселиани бросил 3. Гамсахурдиа: по какому праву они, будучи вооружены, хотели бы разоружить своих оппонентов – таких же политических игроков, как и они сами?

Положение Северной Осетии оказалось весьма самобытным в этом вопросе – и именно потому, что для нее радикализм как механизм выделения политической энергии за счет расщепления интегративной ткани общества определился по преимуществу в виде геополитически внешнего фактора. Самодовлеющая «гонка» агрессивных целей была в глазах северных осетин олицетворена их соседями с востока – ингушами. Вольно или нет, первый представитель Москвы на Северном Кавказе в начале ноябрьской войны 1992 года Г. С. Хижа, сразу приняв сторону осетин, выразил истинно осетинский взгляд на Ингушетию. Заявив, что «там сейчас нет ни власти, нет ничего, кроме бесконечного количества оружия» [СО, 1992, 3 ноября], он представил утрированный образ общества, где над всеми иными функциями взяла верх политическая функция, материализованная в массах оружия (в духе афоризма Амброза Бирса насчет пушки как «инструмента для уточнения государственных границ»). Напротив, общество, настроенное на защиту статус-кво, могло милитаризоваться и отмобилизовываться, не радикализуясь, ибо под знаком обороны существующего порядка интегративная функция до известной степени смыкается и консолидируется с функцией политической, замкнувшей целеполагание на «сопротивление энтропии» и «отражение хаоса».