Конъюнктуры Земли и времени. Геополитические и хронополитические интеллектуальные расследования

Я продолжаю настаивать: нет сквернее порока для историка геополитики, чем представление об исторических эпохах и их проблематике «в общих чертах». Два раза в книге буква в букву повторяются слова о том, что «во второй половине XVIII века Россия в очередной раз… пыталась преодолеть свое отставание от Запада» (с. 41–42, 258–259). Так ли? Читали ли эти люди оценку Ф. Броделя: «Россия великолепно приспособилась к промышленной “предреволюции”, к общему взлету производства в XVIII веке… Зато, когда придет подлинная промышленная революция XIX века, Россия останется на месте и мало-помалу отстанет Не так обстояло дело в XVIII веке, когда русское промышленное развитие было равным развитию всей остальной Европы, а порой и превосходило его» [Бродель 1992: 478]. Если мало Броделя – можно вспомнить книгу П. Н. Савицкого о размещении русской промышленности, где в полемике с Милюковым скрупулезно опровергалась мысль об «отсталости» русской экономики конца XVIII – начала XIX века[21]. Или аналогичные оценки советских историков, при всех обычных для них проходных нападках на «отсталые… производственные отношения» екатерининской России [Всемирная история 1958: 634]. Можно спорить о некоторых цифрах, о механизмах и факторах. Но горько, когда ученый оценивает времена, не обнаруживая за душой ничего, кроме уверенности, что Россия никогда ничем заниматься и не могла, кроме как «в очередной раз… пытаться преодолеть свое отставание». Даже и в те поры, когда отставания не было.

Не всегда легко различить, где мы имеем дело с по-человечески извинительной стилевой невнятицей, а где – с мутью самой мысли. Когда нам говорят, что «Савицкий стремился выявить взаимосвязь между температурой и развитием культуры» (с. 224), мы не поверим, будто Савицкому всерьез приписывают воззрения типа «чем культурнее, тем прохладнее». Но как отнестись к словам об «интенсивной государственно-практической деятельности России в Европе, Азии, Африке, Америке и Австралии, способствовавшей практическому применению геополитических идей» (с. 258)? Неужели и в Африке? И в Австралии? Впрочем, мы уже когда-то нечто слышали о «России – родине слонов». Но каково представить ее заодно и отчизной кенгуру?

Разбираться с этими вещами скучно до отвращения. Но ведь можно не сомневаться, что где-нибудь это сочинение да обретет место в списках «рекомендуемых учебных пособий». Все, на что может рассчитывать рецензент в подобных случаях, это оплаченное невольной репутацией зануды право сказать: «Читатель предупрежден!».

Этим можно было бы и ограничиться, если бы не послесловие «О парадигме и коде геополитического развития России в XX–XXI веках». Ибо здесь те же люди пытаются выступить в ипостаси «настоящих» геополитиков – сторонников конкретного проекта России. Нам очень кстати было бы в принципе задуматься над политическим смыслом спроса на геополитику в Российской Федерации 1990-х и начала нового века. Случайно ли то, что безоглядная мода на этикеточный геополитизм всех марок вовсе не содействовала умножению профессиональных разработок в этой области? Что в самом деле осталось в памяти от первого десятилетия раскрутки геополитики на российском интеллектуальном рынке? «Последний бросок на юг» («сапоги в Индийском океане» – виват, Снесарев!)? Зов Дугина – отдать Калининград и Курилы не за так, а за антиамериканский союз Москвы с Токио и Берлином – плевать, что ни в одной из этих столиц ни сном ни духом не предвидят режима, готового на такую политику? Императивы со страниц «Русского геополитического сборника» – аннексировать Восточную Украину, а после этого с западенцами-бандеровцами тотчас же заключить славянский союз? Дурной пародией на блоковских «Скифов» угрозы жириновца Митрофанова в адрес атлантистов – открыть китайским ордам путь на Запад уже не по нашим степям Прибалхашья и Приаралья? Кое у кого – мой «Остров Россия», освоенный в объеме заглавия?.. Что еще? Слава Молотову с Риббентропом, переходящая в овации «Президенту Путину, подхватившему евразийское знамя из рук Назарбаева»?

Это мы, о Господи! Десять лет назад баловникам-либералам, развешивавшим пугала «веймарской России», любо было подмалевывать на оных геополитические усики как посулы «кровавых авантюр». Сегодня почти с уверенностью в ответе спрашиваешь: да не был ли постсоветский геополитический мандраж той же превращенной формой капитулянтской потребности в альтернативных мирах, что почкуется то плясками «толконутых», то похождениями академика Фоменко с «Батыем – батькой», то дугинской «Конспирологией» с полетами Жана Парвулеско, то переливающейся помойкой всех цветов виртуальной сакральности: от славянских валькирий до русских тольтеков?