Читаем Конъюнктуры Земли и времени. Геополитические и хронополитические интеллектуальные расследования полностью

Из пересказа идей Н. Ф. Федорова на страницах монографии не видно никакой надобности упоминать об этом мыслителе в труде по российской геополитике. А между тем Федоров имеет полное право на место по крайней мере в примечаниях к нашей геополитической истории, ибо он выступал видным представителем той ветви русского восточничества конца XIX века, которая пропагандировала российско-китайскую ось в континентальной Азии как стратегию, предназначенную обуздать деструктивный хаос тюрко-монгольского «кочевничества». Можно бы отметить, что федоровский культ «отцов», имеющий яркие конфуцианские параллели, если не прообразы, должен рассматриваться в прочном комплексе с его геостратегическими убеждениями [Федоров 1997:216–217].

Где нашим авторам видятся либо туманные «предпосылки» геополитики, либо разрозненные «идеи», малоубедительно дозревающие до ранга «теорий», там получается иная картина, если рассматривать геополитику как часть имперского идеологического процесса, непосредственно определяемую циклической динамикой системы «Евро-Атлантика – Россия»: открывается редкостное богатство национальных аргументативных форм геополитического моделирования и геополитической мобилизации.


К сожалению, мне предстоит перейти к самой докучной повинности рецензента – говорить о моментах халтуры, которые невозможно, при всей охоте, списать ни на обычную игривость опечаток, ни на стилевые мутации, так любящие вторгаться между порождающим текст сознанием и набирающей его рукой.

Я начну со склонности сочинителей рысисто сопрягать имена и идеи, не сравнимые в исторической конкретике, каковая не удостаивается ни учета, ни разбора. Раскроем страницы 214–216, отведенные европеизму и атлантизму Г. П. Федотова. Вначале его суждение о европейской федерации как «немыслимой без России» – что конкретно значило «без поражения» России сталинской – возводится… к Тютчеву и Данилевскому. К Тютчеву, надеявшемуся на поглощение Западной Европы Россией Николая I. К Данилевскому, искавшему противопоставить сплоченный мир славянской федерации – расколотой силовым дисбалансом Европе. Что общего между рекомендациями этих стратегов-идеологов и федотовским либеральным панъевропейничаньем?

Тут же медитации Федотова в конце 1940-х о миссии англо-американской Рах Atlantica — обратить ослабленную послевоенную Европу в свой придаток и военной силой извести сталинский СССР – сополагаются с мыслями Герцена и Чернышевского о некоем сходстве путей России середины XIX века и тогдашних Северо-Американских Соединенных штатов. Особенно «хороша» апелляция к Герцену, как известно, предрекавшему сближение России и САСШ – двух гигантов по сторонам Европы, ненужных ей и в свою очередь будто бы призванных отвернуться от нее, чтобы лицом друг к другу с двух сторон сооружать «новый мир» на Тихом океане[20]. Где тут хоть какой-то выход на федотовское превознесение Рах Americana как Pax Atlantica?

И здесь же уверение, будто мысли позднего Федотова как «убежденного сторонника геополитической концепции атлантизма» имеют «очевидное сходство с геополитической концепцией Н. Спайкмена, являвшегося его современником и также жившего в США» (с. 215). Понятно, что тут для сравнения предлагается извлеченный из работ Дугина и др. карикатурный силуэт «Спайкмена-атлантиста», а не реальная прагматика работ этого геостратега. Ведь Спайкмен в годы Второй мировой войны как никто концентрированно выразил «американский страх» перед окружением Нового Света объединившимися силами евроазиатского приморья. Потому, кстати, он решительно отвергал мысль о каком-то особо агрессивном потенциале советского хартленда и призывал сохранить после войны союз Вашингтона и Лондона с Москвой, то есть, по сути, увековечить тегеранскую «Большую тройку». Если проект Спайкмена и может быть в каком-то смысле назван Pax Atlantica, то в любом случае он очень далек от той демократической «последней империи», которая виделась Федотову единственной альтернативой планетарной тирании СССР.

Три сравнения на две страницы, и все три – настоящие «антисравнения». Зато, если уж говорить о Спайкмене, мы не найдем в книге даже упоминания того факта, что основную посылку доктрины Спайкмена за 30 лет предвосхитил В. П. Семенов-Тянь-Шанский, выдвинув тезис о Карибском, Средиземном и восточноазиатских морях как колыбелях трех «господ мира» или одного «господина мира», который бы соединил в своих руках власть над этими бассейнами. Помним ли мы о Спайкмене хоть что-то кроме его репутации атлантиста?

Перейти на страницу:

Похожие книги

1937 год: Н. С. Хрущев и московская парторганизаци
1937 год: Н. С. Хрущев и московская парторганизаци

Монография на основании разнообразных источников исследует личные и деловые качества Н. С. Хрущева, степень его участия в деятельности Московского комитета партии и Политбюро, отношения с людьми, благоприятно повлиявшими на его карьерный рост, – Л. М. Кагановичем и И. В. Сталиным.Для понимания особенностей работы московской парторганизации и ее 1-го секретаря Н. С. Хрущева в 1937 г. проанализированы центральные политические кампании 1935–1936 гг., а также одно из скандальных событий второй половины 1936 г. – самоубийство кандидата в члены бюро МК ВКП(б) В. Я. Фурера, осмелившегося написать предсмертное письмо в адрес Центрального комитета партии. Февральско-мартовский пленум ЦК ВКП(б) 1937 г. определил основные направления деятельности партийной организации, на которых сосредоточено внимание в исследовании. В частности – кампания по выборам в партийные органы, а также особенности кадровой политики по исключению, набору, обучению и выдвижению партийных кадров в 1937 г. Кроме того, показано участие парторганов в репрессиях, их взаимоотношения с военными и внутренними органами власти, чьи представители всегда входили в состав бюро Московского комитета партии.Книга рассчитана на специалистов в области политической и социальной истории СССР 1930-х гг., преподавателей отечественной истории, а также широкий круг читателей.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Кирилл Александрович Абрамян

Политика