Конкистадор

Испанцы наконец покинули Ла-Изабеллу – этот гиблый город, в окрестностях которого были похоронены сотни их соотечественников. На берегах реки Озама на землях предводительницы, которая теперь стала женой Мигеля Диаса, вырос город Санто-Доминго. Куэвас, как один из первых поселенцев на острове, получил большой участок земли у реки и возвел там индейскую хижину, похожую на ту, которая была у него в Ла-Изабелле. Несколько смирных индейцев были переданы ему в «энкомьенду»[15] – своего рода форму скрытого рабства; и они, работая на благо Куэваса, создавали наиболее значимую часть его зарождающегося состояния. Ему также принадлежало несколько полей в окрестностях города, которые обеспечивали его хлебом из маниоки и другими местными растениями для пропитания.

Здесь они жили более комфортно, чем в Ла-Изабелле. Злаки и овощи, привезенные из Европы, стремительно росли на этой благодатной почве. На лугах уже паслись коровы и лошади. В горах расплодились потомки тех восьми свиней, которых на глазах у Куэваса несколько лет назад погрузили на корабли на Канарских островах. Материальное благополучие, грубое и примитивное, скрашивало существование колонистов.

Они уже не страдали от ужасного голода как в Ла-Изабелле, когда были вынуждены питаться лишь морскими свинками, которых индейцы называли хутиас, и маленькими немыми собачками. Эти неспособные лаять песики уже начали исчезать. Те же люди, которые поначалу пожирали их с отвращением, теперь упорно охотились за этими собачками, ставшими притягательными из-за своей малочисленности.

Годы спустя уже считавшийся ветераном Фернандо, как все первые колонисты считавшийся ветераном, не раз рассказывал вновь прибывшим на остров испанцам об этих животных, к тому времени совершенно исчезнувших. Казалось, что коровы, свиньи, куры и индюшки, откормленные на сочных лугах, уже не имели для них большой ценности. А вот воспоминания о немых собачках вызывали у них прилив бурного энтузиазма. «Это была хорошая штука. Жаль, что от них не осталось и следа». Песики, зажаренные на углях костра посреди леса, стали символом их юности.

Фернандо часто и подолгу был вынужден отсутствовать в своем новом доме в Санто-Доминго из-за работы в рудниках. Аделантадо нужны были доверенные люди, чтобы предотвращать воровство испанцев и лень работников-индейцев. Из Испании прибыли люди, опытные в горнорудном деле, а индейцев обязали регулярно трудиться в шахтах.

Куэвас проводил много времени, работая управляющим на этих копях царя Соломона: подсчитывал количество добываемого металла, накапливал это золото в хижине, которая заодно служила ему и домом, а затем отвозил в королевское хранилище в Санто-Доминго.

Когда много лет спустя Куэвас услышал рассказы о количестве золота, добытого в Мексике и Перу, он понял, что золото, найденное на Эспаньоле, было сущей мелочью; но во времена его юности копи царя Соломона заслуживали свой титул хотя бы уже тем, что они были первым значимым богатством, найденным в землях Великого Хана, оправдывая тем самым библейское название Офир, которое адмирал присвоил острову.

Удивительная сила этой земли, передаваемая растениям и животным, казалось, дала толчок и развитию этой молодой пары. Куэвас превратился в могучего высокорослого мужчину. Длинная борода рассыпалась по груди, придавая его юной внешности спокойную авторитетность зрелого мужчины, закаленного множеством приключений. Лусеро тоже окрепла. Ловкая и проворная в движениях, она оставалась стройной, с сильным и здоровым телом, а под ее нежной женственной кожей угадывался крепкий костяк, обтянутый сухими мускулами.

После того как ей удалось пережить повальную смертность в первые годы колонизации, поразительная способность Лусеро адаптироваться ко всему через несколько лет сделала из нее сильную женщину. Глядя на нее, Фернандо порой едва мог вспомнить бывшую Лусеро, хрупкую и застенчивую. Она стала настоящей соратницей конкистадора.

Иногда она переодевалась в мужскую одежду и сопровождала своего мужа, словно тоже была солдатом, отправляющимся в экспедицию в глубь острова. И лишь по возвращении домой к своему хозяйству в Санто-Доминго снова надевала женские юбки. Она любила бывать на рудниках, переодевшись в мужское платье, и помогать мужу в его заботах. О том, что она мать, она вспоминала лишь когда Алонсико, который к тому времени уже подрос, вытворял какие-нибудь проделки во главе отряда индейских мальчишек во всем подчинявшихся ему, как белому человеку.

Хотя они до сих пор так и не добились желанного богатства, жизнь их была сытой и спокойной. Но, к сожалению, эта безмятежность зачастую нарушалась соперничеством, разделявшим испанцев. Куэвас стремился держаться подальше от тех и других, но это не помогало ему избежать тех последствий, которые несли за собой внутренние распри.