Конклав

Ломели неохотно оторвал взгляд от фрески и посмотрел на ирландца. Ощутил что-то новое в настроении О’Мэлли – неуверенность, тревогу, нерешительность. Вероятно, О’Мэлли видел результаты седьмого голосования и осознавал опасность, грозящую декану. Ломели поднял руку, и О’Мэлли помог ему встать на ноги. Кардинал разгладил на себе сутану и рочетто.

– Укрепитесь духом, Рэй. Вы посмотрите на это необыкновенное произведение, как я сейчас, подумайте, какое оно пророческое. Вы видите наверху пелены темноты? Я прежде считал, что это облака, но теперь уверен: дым. Где-то вне пределов нашей видимости пожар, Микеланджело решил не показывать его нам – символ насилия, сражения, борьбы. И вы видите, как Петр старается держать голову прямо и ровно, хотя его и переворачивают вверх ногами? Почему он это делает? Наверняка потому, что он полон решимости не уступать творящемуся над ним насилию. Он использует последние силы, чтобы продемонстрировать веру и человеческое достоинство. Он желает сохранить самообладание вопреки миру, который для него в буквальном смысле переворачивается с ног на голову. Разве это не знак нам сегодня от основателя Церкви? Зло хочет поставить мир с ног на голову, но, хотя мы и страдаем, благословенный апостол Петр учит нас сохранять здравомыслие и веру в Христа, Воскресшего Спасителя. Мы, Рэй, завершим работу, которую ждет от нас Господь. Конклав продолжится.

17. «Universi Dominici Gregis»

Ломели довезли в Каза Санта-Марта с ветерком – на заднем сиденье полицейской машины в сопровождении двух агентов службы безопасности. Один сидел рядом с водителем, другой – рядом с ним. Машина рванулась из Кортиле дель Маресциалло, сделала крутой поворот. Покрышки завизжали на брусчатке, потом машина снова рванулась вперед через три следующих двора. Маячок на ее крыше отбрасывал отблески на затененные стены Апостольского дворца. Ломели мельком увидел испуганные, освещенные синим мерцанием лица швейцарских гвардейцев, уставившихся на него. Он вцепился в наперсный крест, провел большим пальцем по его острым кромкам, вспоминая слова американского кардинала, покойного Френсиса Джорджа: «Я хочу умереть в своей постели, мой преемник умрет в тюрьме, а его преемник умрет мучеником на площади». Он всегда полагал, что эти слова истеричны. Теперь, когда они въезжали на площадь перед Каза Санта-Марта, где он насчитал еще шесть полицейских машин с мигающими маячками, он почувствовал, что слова Джорджа звучат пророчески.

Швейцарский гвардеец подошел к машине и открыл для него дверь. Свежий воздух ударил Ломели в лицо. Он вышел, посмотрел на небо. Серые тяжелые тучи; вдали кружили два вертолета, в подбрюшье у них торчали ракеты. Они были похожи на обозленных черных насекомых, готовых ужалить. Конечно, выли сирены. Потом он посмотрел на громадный неколебимый купол собора Святого Петра. Его привычный вид укрепил решимость Ломели. Он прошел сквозь толпу полицейских и швейцарских гвардейцев, не отвечая на их приветствия и склоненные головы, прошагал прямо в холл.

Здесь царила такая же атмосфера недоумения и скрываемой тревоги, как и в день смерти его святейшества; кардиналы тихо разговаривали небольшими группками, но, когда он вошел, головы повернулись к нему. Мандорфф, О’Мэлли, Дзанетти и церемониймейстеры стояли кучкой у стойки регистрации. Некоторые кардиналы уже сидели за столами в обеденном зале. Монахини стояли у стен, явно не зная, подавать или нет второй завтрак. Все это Ломели оценил в мгновение ока и пальцем поманил Дзанетти:

– Я просил последнюю информацию.

– Да, ваше высокопреосвященство.

Он просил только факты, ничего более. Священник протянул ему лист бумаги. Ломели быстро просмотрел его. Его пальцы непроизвольно сжались, чуть помяв лист. Какой ужас!

– Господа, – спокойно сказал он церковным служащим, – попросите, пожалуйста, сестер удалиться на кухню и проследите, чтобы никто не появлялся в холле и обеденном зале. Я хочу полной приватности.

Направляясь в обеденный зал, он увидел стоящего в одиночестве Беллини, взял его под руку, прошептал:

– Я решил объявить о случившемся. Правильно ли я действую?

– Не знаю. Вам судить. Но я выступлю в вашу поддержку, что бы ни произошло.

Ломели сжал его локоть и повернулся к залу.

– Братья мои, – громко воззвал он, – сядьте, пожалуйста. Я хочу сказать вам несколько слов.

Он дождался, когда последний из кардиналов придет из холла и займет свое место. В последнее время, когда все немного лучше узнали друг друга, произошло смешение разных языковых групп. Сегодня, в час кризиса, они, как заметил Ломели, подсознательно вернулись к рассадке, как в первый вечер: итальянцы у кухни, испаноязычные в центре, англоязычные ближе к стойке регистрации…

– Братья, прежде чем я скажу о том, что произошло, я прошу на это разрешение конклава. По статье пятой и шестой Апостольской конституции, при условии, что на это дают согласие большинство кардиналов-выборщиков, при определенных обстоятельствах возможно обсуждение некоторых вопросов или проблем.